Польско-литовская интервенция в России и русское общество - [109]

В соответствии с темой исследования будут затронуты лишь те аспекты переговоров, которые дают материал для характеристики русского общества этого времени и позволяют судить о его реакции на политику Речи Посполитой. Один из таких вопросов — вопрос об отношении к развернувшимся спорам смоленских детей боярских, находившихся за пределами смоленской крепости. В одном из предшествующих разделов работы отмечалось, что после заключения августовского договора большое количество смоленских детей боярских, сидевших в Москве в осаде, получило возможность вернуться в родные места, и большая их группа уже в конце сентября 1610 г. появилась в королевском лагере под Смоленском, большой отряд смольнян (115 чел.) входил в состав военного конвоя, сопровождавшего «великое посольство». Многие дети боярские оказались в королевском лагере, чтобы получить у короля Сигизмунда грамоты на свои поместья, к чему их прямо побуждали польско-литовские власти. Если до битвы при Клушине, как отмечалось выше, такие грамоты получили свыше 50 смоленских помещиков, то после заключения августовского договора таких людей оказалось значительно больше. По подсчетам В. П. Мальцева, с сентября по декабрь такие грамоты получили уже 140 смоленских детей боярских. Если учесть, что в 1606 г. в смоленской дворянской корпорации насчитывалось свыше 1.200 чел., то следует констатировать, что в королевскую канцелярию обратилось сравнительно небольшая часть смоленских помещиков, однако к их числу принадлежали многие представители местной дворянской верхушки[1054].

Несомненно, в выдаче таких грамот власти Речи Посполитой видели важный шаг на пути к включению Смоленщины в состав Польско-Литовского государства, а в людях, ходатайствовавших в королевской канцелярии о грамотах на поместья, — таких, кто уже выразил согласие с такой перспективой. Насколько были основательными эти расчеты, выяснилось, когда в ходе переговоров наметился очередной кризис.

Надежды послов на то, что с приездом гетмана С. Жолкевского обстановка на переговорах изменится к лучшему, не оправдались. Каково бы ни было истинное мнение гетмана о положении дел, он был вынужден присоединиться к общей линии польско-литовских представителей на переговорах, а их усилия были направлены на то, чтобы закрепить достигнутые ранее успехи вводом в Смоленск польско-литовского гарнизона. На встрече, состоявшейся 18 ноября ст. ст., сенаторы заявили, что решение всех вопросов (в том числе и вопроса о созыве сейма для достижения окончательной договоренности об условиях воцарения Владислава) откладывается до того времени, когда смольняне согласятся впустить в крепость польско-литовский отряд. Кроме того, они угрожали, что, если в ближайшие дни такая договоренность не будет достигнута, король возобновит осаду и прикажет штурмовать город[1055].

В этой критической ситуации «у панов рад одва упросили сроку до завтра» и собрали совещание, чтобы запросить мнение не только всех членов посольства, но и смольнян — детей боярских, прибывших вместе с посольством в королевский лагерь. Решение участников совещания оказалось единодушным: все они «говорили накрепко, чтоб… однолично на том стояти, чтоб в Смоленеск польских и литовских людей не пустити ни одного человека», так как в этом случае в будущем «нам Смоленска не видать»[1056].

Этот текст проливает свет на отношение смоленских детей боярских к развернувшемуся спору. Они брали грамоты на поместья от отца будущего государя в расчете на то, что новый царь будет считаться с волей своего отца, но это вовсе не означало признания власти польского короля. Они вовсе не желали отделения Смоленска от Русского государства[1057]. На совещании в ночь с 18 на 19 ноября они лишь высказали свое мнение в ответ на просьбу послов. В дальнейшем они попытались сами активно вмешаться в события. Как отмечено в пересказе статейного списка, сделанном И. И. Голиковым, 28 декабря смоленские дети боярские прислали к сенаторам с «челобитьем» Ивана Бестужева[1058]. Содержание «челобитья» изложено И. И. Голиковым в следующих словах: «Бьем мы челом королю о том, что все люди Московского государства приговорили и излюбили, а нас бы королевское величество тем же пожаловал, а с Москвою розниться не хотим». Как представляется, в этом челобитье мы имеем дело с отсылкой на текст августовского договора, где в ответ на предложение С. Жолкевского «быти и польским и литовским людем в приказех на рубежных городех до достаточного успокоенья Российского государства» было записано: «Московского государства всех чинов люди про ту статью великому государю челом бьют, чтоб того не было»[1059]. Смольняне заявляли, что присоединяются к этому челобитью и не желают отделяться от России. Смольнян не стали слушать и «выгнали с бесчестьем». Но смольняне на этом не остановились. 30 января 1611 г. сенаторов снова посетили от имени смоленских детей боярских Иван Бестужев с товарищами, заявившие о своей солидарности с позицией «великих послов»: «Они не могут ни креста целовать королю, ни людей его в крепость пустить, а целуют они с радостью крест королевичу по московской записи»