Польские трупы - [29]

Сворачивая на улицу Тела Господня, он взглянул на телефон. Эсэмэска от Матильды. Она сообщала, что сидит со знакомыми в «Алхимии» и пусть он приходит. Почему бы и нет? Он любил общаться с Матильдой. Под макияжем цинизма скрывалась тонкая и теплая душа. Он ей доверял.

Иосиф Мария прошел через три зала, заполненных сумраком, пивным духом и разгоряченными, красными лицами. Они сидели в последнем отсеке, называемом кухней, освещенные десятками свечей, расставленных как попало на буфете и полках. Словно на похоронах в деревенской хате, за длинным столом, на который еще не принесли тело покойника. Все неприлично хохотали. Матильда, приятель, подружка Матильды Магда, какая-то незнакомая ему пара и седой, чудовищно тощий тип, с большим носом и черными глазами, безнадежно затерявшимися в глазных впадинах. Дыдух решил, что это одна из туристических достопримечательностей Казимежа: старик подсел к компании, надеясь на халявную водку. Он говорил что-то вполголоса, наклонившись к Матильде близко-близко, очень уж близко, обняв ее одной рукой, а остальные слушали, раззявив рты.

— О, Иосиф, Мария! Свят, свят… — воскликнула Матильда, завидев Дыдуха. — Как ты выглядишь?

— Что? — спросил Иосиф Мария и оглядел себя. Костюм немного не в порядке, но чтобы так сразу «как ты выглядишь»?

— Наверное, я впервые вижу тебя непричесанным.

Компания дружно захихикала. Только старикашка нет. Он устремил свои глазницы на Дыдуха и, по-видимому, внимательно его разглядывал.

— Садись сюда. — Матильда освободила место, подвинувшись к старику.

Дыдух заметил краем глаза, что она оперлась боком на незнакомца, а тот даже не пытался отодвинуться. Прижалась к мумии, подумал он со злостью.

— Приятеля и Магду ты знаешь. А это Анджелика и Винцентий, почти Ван Гог, потому что он — художник. А это, — она обернулась к старику, — Марцьян. Красивое имя, правда? Марцьян — прорицатель и испокон веку живет в Казимеже. А впрочем, может быть, вы знакомы? Иосиф тоже живет в Казимеже. Марцьян гадает нам, — она замолчала, пораженная не только фактом, что Дыдух пьет ее джин с тоником, но и тем, с какой скоростью он это делает. Матильда перехватила взгляд Магды. Повторила: — Гадает нам.

— И что же ты нагадал, Марцьян? — спросил Дыдух, ощущая в голове вальс, неистовствующий, как Дунай, в ветреную погоду.

— Марцьян напророчил Матильде свадьбу, — подала голос Магда. — С венчанием.

— А может, погадаешь Иосифу? — подначивал приятель. — А я схожу в бар. Кому что?

Матильда попросила джин с тоником. И второй для Дыдуха, хотя ей совершенно определенно не нравилось состояние жениха. Марцьян прикоснулся к стоящему перед ним пустому бокалу.

— Погадаешь мне? — спросил Иосиф. И протянул старику руку.

— Конечно, — ответил Марцьян тихо. Взял ладонь детектива в свою, костистую и сухую, и крепко ее обхватил, вонзив в кожу длинные желтые ногти. — Не так много тебе терять. Но что у тебя есть, стоит беречь, как и прежде. Ты должен отказаться от того, что сейчас делаешь. Уже сегодня надо сказать себе: хватит. Это плохо. Это не мое. Я избавляюсь от этой раковой опухоли. Не мое это дело. Не мое.

Дыдух второй рукой взял бокал и залпом его выпил. Он с иронией поглядывал на старого прорицателя. Прикосновение руки Марцьяна начинало его раздражать. Он пытался мягко высвободить ладонь. Безуспешно. Рука неприятно нагревалась. Попытался разглядеть глаза ясновидца. Хотел посмотреть в них с угрозой. Безуспешно. За столом повисла тишина. Даже музыка в колонках стихла.

— Не мое дело, — продолжал Марцьян, словно не чувствуя, что Дыдух старается вырвать руку. — Бог дал, Бог взял. Предначертания Господни не подлежат обжалованию. Не мне карать виновных. Не мне их судить. Это превыше моих сил, я страшусь гнева Божьего. Вернись к матери, прижмись к ее юбке. Вспомни, как плакал. Ведь когда осерчавший отец бьет, счастлив тот, кто у матери спасенье найдет. Остается лишь вера, что именно так и должно быть. Вера! Если ты не хочешь уже стеречь овечек, если предпочитаешь бродить по чужим дворам, как бесхозный пес, который подчиняется только инстинкту выживания, то не возвращайся на пастбище Христа, которого ты предал. Держись подальше от этого огня. Ступай в иные края, как ты и задумал вначале, может, тебя другой Бог приютит…

Иосиф Мария с трудом вырвал руку. Ногти старика скользнули по коже, больно царапая ее, оставляя красные борозды.

— Уау! — прошептала Матильда.

— Ну и ну, — с восторгом подхватил приятель.

— Ты на руке это все увидел? — Художник Винцентий силился удержать вертикаль.

Марцьян обернулся в его сторону. Провел пальцами по сползающим на шею густым седым прядям и вынул из нагрудного кармана очки. Надел их и посмотрел на Дыдуха. За толстыми стеклами на миг сверкнули белки, а глаза показались зелеными, как у змеи. Иосиф оцепенел. И тогда старик наклонился к нему, резко оттолкнув Матильду. Воротничок рубашки отогнулся на какую-то долю секунды. Но Дыдух успел заметить. Татуировка — крест в квадрате. Она мелькнула и исчезла. Оставь это дело; запах сивухи ударил прямо в лицо. За очками потемнело.

Старик встал. У двери обернулся еще: