Польша или Русь? Литва в составе Российской империи - [68]

.

Хотя М. Н. Катков, главный идеолог «разъединения католицизма с польской национальностью», не верил в возможность (и даже в необходимость) «возвращения» католического населения Западных губерний в православие, но для некоторых других сторонников введения русского языка в католическое богослужение этот шаг означал первую ступень перехода католического населения в православие: «‹…› мы смотрим на употребление русского языка в католических костелах Северо-Западного края, как на ступень перехода католического населения этого края в православие»[697].

Оппоненты введения русского языка в католическое богослужение придерживались этноконфессионального понятия русскости. Для И. С. Аксакова, попечителя Виленского учебного округа И. П. Корнилова, митрополита Литовского и Виленского Иосифа, некоторых членов Ревизионной комиссии главной отличительной чертой русского было православие. Как писал И. С. Аксаков, «в наших Западных губерниях ‹…› вероисповедание остается единственным и почти безошибочным качественным признаком – к какой народности причисляет себя человек». Поэтому надо поддерживать «возвращение» католического населения Западного края в православие, а не вводить русский язык в католическое богослужение[698]. Проблемой представлялось не только то, что после претворения в жизнь этого замысла будет сложно отделить поляка от русского. Введение русского языка в католическое богослужение, по их мнению, было бесполезно и даже опасно. Бесполезно, поскольку оно не может привести к «обрусению»: по замыслу, русский язык будет вводиться в католическое богослужение только там, где «народ говорит по-русски», а там, где он был бы полезен с точки зрения «обрусения», предполагалось оставить «местные наречия»[699]. А опасно потому, что привязанность белорусского народа к православию сомнительна, поэтому господствующая религия вряд ли может наравне конкурировать с католицизмом, да еще пропагандируемым на русском языке: «Делая католицизм понятнее и доступнее для православных, оно облегчает пропаганду между ними католического учения; в этом смысле католицизм на русском языке грозит опасностью не только здешнему краю, но и всей России. Русский язык в католицизме придаст последнему еще более силы, сделав его понятнее и, так сказать, народнее для здешнего белорусского населения»[700]. Попечитель Виленского учебного округа И. П. Корнилов такие опасения выражал и в письмах М. Н. Каткову: «Я боюсь вот чего: если ксендзы заговорят в костелах родным русским языком, – то это сделает костелы привлекательнее для крестьян»[701].

Таким образом, введение русского языка в католическое богослужение – этот «меч обоюдоострый»[702] – для его сторонников ассоциировалось с успешной лингвистической ассимиляцией белорусов, а для противников – с опасностью прозелитизма со стороны католической церкви. Кроме того, в этой дискуссии столкнулись две концепции русскости. Своеобразное решение проблемы предложили несколько членов Ревизионной комиссии. Член Ревизионной комиссии, автор официальных трудов о польском мятеже генерал-майор Василий Федорович Ратч писал: « и столбы национальности» (подчеркнуто автором), группа членов Ревизионной комиссии признавала необходимость защитить белорусов от полонизации, но отмечала, что замена польского языка русским не даст желаемых результатов: «На высшие сословия, говорящие по-польски, действует польский язык, но его не изгоним из общества, изгнав из костела, а на простолюдина-латинянина, говорящего по-белорусски, действует костел, и польский язык в нем никакого ни патриотического, ни религиозного фанатизма не возбуждает. Для него польская справа – вся в справе костела»[703], и поэтому предложила оригинальное решение – заменить польский язык латинским, который и так употреблялся в литургии, а проповеди читать по-белорусски. Тогда никаких ассоциаций между католичеством и русскостью не возникнет и, что, скорее всего, даже важнее, такое решение приведет к упадку католической церкви в Западном крае[704].

Поскольку мнения членов Ревизионной комиссии разделились, дальнейшее решение этого вопроса зависело уже от более влиятельных лиц в структуре имперской власти. Генерал-губернатор К. П. Кауфман, создавший Ревизионную комиссию, в принципе одобрял идею введения русского языка в католическое богослужение[705]. Правда, попечитель Виленского учебного округа И. П. Корнилов хотел убедить имперские власти в Санкт-Петербурге, что генерал-губернатор «недоверчиво смотрит на популяризацию католичества путем русского языка»[706], но можно предположить, что он в этом случае просто хитрил, пробуя посеять сомнения в отношении этой идеи. Во время обсуждения этого вопроса в Ревизионной комиссии пришли одобрительные для сторонников введения русского языка в католическое богослужение сигналы из столицы: Синод высказался за допущение к переводу на русский язык проповедей М. Бялобжеского и А. Филипецкого. Изданию этих проповедей на русском языке православная церковь все еще противилась. Мотивы остались те же, что и раньше. Издание таких книг, по мнению Синода, могли иметь «последствием распространение их не только в западном крае, но и во всей Империи, и при том главным образом в среде простого народа, предпочитающего вообще книги духовного содержания книгам светским, и, таким образом, могло бы послужить в пользу Латинской пропаганды и ко вреду Церкви Православной»