Полоса отчуждения - [26]

— Лень, ты это…

— Чего?

Спросить ей надо было тайком от ребят, а возможности такой не представлялось. Бригада весело попрощалась с хозяевами, все уважительно пожали руку Леониду Васильевичу и, хлопая дверями, вышли, сели в машину, уехали.

— Лень, а как же…

— Что?

— Наверно, надо было дать, а? На бутылку-то.

— Зачем?

— Да ведь какие хорошие ребята! Такое дело сделали, подумай-ко! И старались.

— Так и надо стараться! Им честь оказали: обеспечить газом вдову солдата Великой Отечественной!

Он уже за другое дело принялся, а она опять:

— Неудобно, Лень… что не дали-то.

— Да о чем ты говоришь! Я уже заплатил у них в конторе по документам все как полагается. А сверх того-то зачем!

— Так хоть бы поднести им по стопочке.

— Твоего домашнего?

— А хоть бы и домашнего.

Леонид Васильевич с Ниной засмеялись.

— Они на работе, мам. Им нельзя: перепутают трубопроводы, взрыв устроят.

— А как-то неудобно получилось…

Мать недоумевала и даже была огорчена. Случись все без него, она «поставила» бы этим парням бутылку или «поднесла» по стопочке — уж больно старались, как не отблагодарить!

— А сколько, Лень, ты заплатил?

— Чего?

— Денег-то сколько они взяли?

— Ну, это уж не твое дело. Заплатил, и точка.

— Как же… Вон я дам. Ить у меня есть!

Он отмахнулся и пошел посмотреть на газовую плиту, возле которой уже хозяйничала жена.

— Молодец, Леня! — сказала Нина и поцеловала мужа.

— Молодец… конечно, молодец, — проворчала мать и ревниво закричала: — Да выключите огонь-то! Чего зря жечь!

Выключили — успокоилась.

Старенький ковшичек попался ему на глаза — висел по-прежнему на видном месте возле умывальника, и Леонид Васильевич подумал, что ковшичек этот видели ребята из горгаза. С досадой сдернул его с гвоздя и пошел на улицу.

Мать, заметив это и почуяв недоброе, заторопилась следом.

Сойдя с крыльца, он широко размахнулся и забросил ковшик в дальний угол огорода, в малинник. Это было опрометчиво с его стороны, потому что мать огорчилась и возмутилась:

— Зачем ты его! Пригодится еще…

— Куда?!

— Да хоть для поливки.

— Я тебе второй куплю, если надо!

— Еще чего! Что ж я стану новым ковшиком гряды поливать? Не выдумывай. Купил один, и спасибо. А для поливки и этот сгодится.

И она пошла в малинник.

— Не позорься ты! — запротестовал он. — Вот приехали сегодня посторонние люди, увидели этот ковшик, что подумали!

— Да чего тебе! — рассерженно отозвалась она, обернувшись. — Не ты же будешь поливать — я. Пожалуй, разбрасывайся деньгами-то! А он в руке-то куда как способный такой. А на красоту-то мне наплюнуть.

Об одном сожалею: не могу любоваться восходом солнца вместе со своей дочерью — лентяйка спит по утрам, невозможно добудиться. А вот закаты — наши. Мы садимся в окне таким образом, чтоб ноги сверить наружу.

— Наверно, это неприлично, — говорит дочь.

В понятиях приличий она стала докой с тех пор, как пошла в первый класс.

— Авось не осудят, — беспечно говорю я и издали раскланиваюсь с дедом Андреем.

— Но если увидит мама, нам попадет.

— Это не смертельно. Другое дело, если увидит твоя учительница.

— Тогда что?

— Она поймет, что твой отец несерьезный человек.

Закат, как и вчера, обещает дождик. Нынешний дождь прошел уже под вечер, а теперь вот небо опять очистилось; впрочем, облака толпятся на западе, выстроившись дугой — все с одного боку напитанные живым соком.

— Они смотрят, как опускается солнце. Я всегда замечаю, папа, что облака вот так остановятся и глядят. Им каждый раз это интересно.

— Да, по части любознательности они не уступают нам с тобой.

— Теть Настины гости опять вышли на прогулку, — показывает дочь.

— Им хочется остаться вдвоем, наедине.

— Зачем?

— Надо поговорить.

— Разве они не могут поговорить дома?

— Теть Настя им мешает.

— А-а, у них секреты!..

Леонид Васильевич и Нина идут бок о бок, беседуют. По-моему, очень дружная пара. Я ни разу еще не слышал, чтоб они были хоть немного недовольны друг другом.

— Слушай, а она так и будет за мной по пятам ходить? За что ни возьмусь — тут как тут: зачем ты? для чего?

— А тебе трудно объяснить?

— Не трудно, только какой смысл! Работает и работает человек, оставьте его в покое. Ведь за работой и подумать, и поразмышлять хочется, иначе она теряет свою привлекательность. Понимаешь?

— Да я-то понимаю, но нам надо и ее понять.

— Как будто ревнует нас к своему огороду…

— Есть и у меня такое подозрение. Не слишком ли самовластно вторглись мы в ее владения?

— Самовластно? Нина, я по каждой мелочи советуюсь с нею, чтоб, избави бог, не сделать что-то против ее воли.

— То-то вы с нею и спорите.

— Да ведь когда здравый смысл подсказывает одно, а она хочет другого…

— У нее иное понятие о здравом смысле.

— Пожалуй… Но, послушай, что плохого мы делаем? Ты расчистила весь огород, собрала все банки-склянки, зарыла в яму, потом обиходила клубничник, выломала сухой малинник… я обпилил яблони, вырубил сушняк в вишеннике, вырезал мертвые побеги в ягодных кустах… Ведь все по делу, Нина! Разве нет? А сколько мы с тобой перепилили, перекололи всякого деревянного хламья? Я вот газовую плиту установил… Все полезные дела! Нет, мы заблуждаемся: это ее не может не радовать. Тут что-то другое.