Полночь по часам Морфи - [4]

Перочинным ножиком Риттер осторожно приподнял заднюю крышку часов. На ней присутствовали те же самые буквы, и внезапно он понял, что это инициалы Пола Морфи.

На внутреннем золоченом колпаке над шестеренками было выгравировано «France H&H»; старый прибалт и тут не солгал. Ниже — пришлось снова браться за лупу — виднелась изящная вязь: с полдюжины цифр, в основном семерки, разделенные косой чертой. Похоже, метки антикваров. Неужели Арну де Ривьер сдавал часы в ломбард? Или так поступали те, кому часы доставались после него? Ну да, всем известно, что шахматисты вечно нуждаются в деньгах. Кроме того, в колпаке было шестиугольное отверстие для заводного ключа. Риттер медленно вставил ключ и повернул, но чуда, разумеется, не произошло.

Он закрыл крышку и снова воззрился на циферблат. Шестьдесят четыре квадрата-клетки — дважды по двадцать четыре и еще шестнадцать. Этакая причудливая круглая шахматная доска. Помнится, ему доводилось как-то, раз или два, играть в цилиндрические шахматы…

— Les echecs fantasques[5], — изрек он вслух по-французски. — Циничная фантазия безумца: увечный король, ферзь-вампир, кони-разбойники, двуликие офицеры, туры-тараны и обезличенные пешки, главное предназначение которых — сменить пол и пролезть в постель к монарху-калеке…

Со вздохом сожаления он отложил часы и принялся разглядывать пешку. Мрачный боец-варвар с вызовом смотрел на Риттера, поднесшего серебряную фигурку близко к глазам. Обнаженный меч на уровне груди, острием вниз, железный шлем прикрывает лицо, безжалостное, как сама смерть. Интересно, а как выглядят золотые легионеры?

Риттер и сам помрачнел, решившись наконец сделать то, о чем сразу подумал, заметив фигурку варвара в витрине. Он порылся в ящике с папками и достал ту, на которой значилось: «Кончина Алехина». Снаружи темнело, поэтому пришлось включить большую настольную лампу.

Вскоре он уже изучал удивительно пустую фотографию: незанятое старое кресло с раскрытой шахматной доской на подлокотнике. За доской угадывалась крошечная фигурка. Вновь воспользовавшись увеличительным стеклом, Риттер понял, что его подозрения были обоснованными: на снимке имелась точно такая же пешка.

Он взглянул на другой документ из папки — старинное письмо на тонкой и гладкой бумаге, написанное затейливыми чужеземными буквами, с седилями под половиной «С» и тильдами над половиной «А».

Это было письмо от португальского приятеля, пояснявшее, что фотография извлечена из архивов полиции Лиссабона.

В этом кресле Александра Алехина нашли умершим от сердечного приступа в дешевых лиссабонских апартаментах в 1946 году.

Алехин отнял титул чемпиона мира у Капабланки в 1927-м. Ему принадлежал мировой рекорд по количеству одновременно сыгранных партий вслепую — тридцать две. В 1946 году он готовился к официальному матчу с советским претендентом Ботвинником, несмотря на то что в годы войны играл в турнирах стран Оси. Порой он оказывался на грани безумия, но его все равно признавали ярчайшим приверженцем атакующего стиля в шахматах.

Может, и он, подумалось вдруг Риттеру, однажды владел этим серебряно-золотым набором фигур и часами Морфи?

Риттер взял другую папку, с пометкой «Кончина Стейница». Там обнаружился побуревший от времени дагеротип с изображением пустой и узкой старинной больничной койки; на койке лежала раскрытая шахматная доска, рядом стоял столик с крошечными фигурками. В лупу Риттер безошибочно различил очередную пешку-варвара.

Вильгельм Стейниц, провозглашенный отцом современных шахмат, владел титулом чемпиона мира двадцать восемь лет, пока не проиграл Эмануэлю Ласкеру в 1894 году. Дважды с ним случались приступы умственного расстройства и его клали в больницу; на склоне лет он уверовал, что способен двигать фигуры по доске силой электричества, и даже вызвал на матч Господа Бога, предложив Тому выбирать цвет и уступив право первого хода. После второго приступа был сделан дагеротип, приобретенный Риттером много лет спустя у престарелого Эмануэля Ласкера.

Риттер устало выпрямился, снял очки, потер костяшками пальцев глаза, прогоняя резь. Он и не заметил, как наступил поздний вечер.

Пол Морфи — это все знали — в двадцать один год оставил шахматы, победив всех ведущих гроссмейстеров мира и не дождавшись ответа на свой вызов, притом что он уступал сопернику право выбора цвета и первого хода. Этот дерзновенный вызов имел место в 1859-м, после чего Морфи двадцать пять лет провел в уединении в своем новоорлеанском доме, изредка покидая его, чтобы в донельзя странном облачении прогуляться после обеда или посетить оперу. У него развилась паранойя, он верил, что родственники замышляют отнять у него всю славу, а самое главное — похитить всю одежду. О шахматах он не заговаривал и практически не играл, не считая случайных партий со своим приятелем Морианом, которому давал фору.

Двадцать пять лет одиночества, без утешения, даруемого шахматной доской, зато с набором загадочных фигурок и с часами — доказательствами мирового признания…

А не сложились ли обстоятельства так, подумалось Риттеру, — ведь Морфи наверняка постоянно думал о шахматах, — что возникла идеальная среда для передачи мысленных и чувственных вибраций неодушевленным предметам, то есть пресловутым фигуркам и часам?