Полкоролевства - [39]

— Нет! Потому она туда и поехала. Там ей не придется избегать встреч с Польди, так она сказала; и не придется сидеть в своей квартире, где даже окна нет, так что нельзя посмотреть, что происходит на улице, и ждать, что дочь ее не навестит или даже не ответит на телефонный звонок.

— Но и в Санто-Доминго можно сидеть и ждать и не дождаться звонка.

— Это так, я знаю, это так, но все же и не так. Уж не знаю почему, но мне очень тоскливо — я отвратительно себя чувствую, когда моя дочь Салли, она живет в Квинсе, мне не звонит, но я даже не жду, что мне позвонит моя младшая из Альбукерка. Звонков из других городов мы просто не ждем — не ждем, и все тут.

— Странно, но вы правы, — говорит Бет. — А знаете, чего ждет Ида Фаркаш, сидя в гостинице? Что ее дочь ей не напишет.

— Да, да, именно так, — соглашается Софи Бауэр. — Она ждет, что не получит письма. Ей бы вернуть свою амнезию.

Но Софи и Бети ошибаются. Ида получила письмо от Марты. Оно лежит у нее на коленях. Она сидит на стуле в своем номере в бывшей гостинице «Будапешт», обшарпанной и ждущей ремонта. Прошло шестьдесят лет с тех пор, как Ида, Миклош и их младенец жили здесь в комнате, которую теперь занимал новый владелец, доминиканец, переименовавший гостиницу в «Малекон»[46].

«Если хочешь увидеть Польди, — писала Марта, — тебе придется ее пригласить, и не мешкая. Знаешь, мама, она неважно себя чувствует, а все остальные — папа, дядя Кари, твоя сестра Берта — уже не с нами. И от всего, что они делали или не делали, нас отделяют две войны, эмиграция и Катастрофа».

Ида сидит. Она не сводит глаз с окна. Она не видит крохотную зелено-золотую птичку, сунувшую тонкий, как игла, клюв в густо-красный раструб цветка гибискуса. Птица висит в воздухе, так быстро работая крыльями, что возникает призрачный круг — таким мы видим вращающийся с предельной скоростью пропеллер самолета. Птица извлекает последнюю каплю сладости из красного цветка за окном Иды и улетает прочь. В безумном ящике Ида видит Берту — Берту, чье лицо всегда оставалось самым красивым, даже когда поднять со стула ее сто тридцать килограммов не каждому было под силу. Берта бежит. Бежит налево, оборачивается на крик парня в военной форме с пистолетом и бежит направо. Парень кричит ей, чтобы она не смела останавливаться, а Берта уже изнемогла.

«Мама, — писала Марта. — Что бы ни сделала Берта, что бы ни сделали они все — Польди, папа, дядя Герби, — забудь, мама! Мама, оставь все в прошлом!»

В прошлом? Забыть? Забыть антисемитов на Кастель-стрит, которые скрыли от Иды и от Герби, что им нужно посещать какие-то курсы? Забыть тридцать пять долларов, которые Герби заставил ее заплатить за покрывало, хотя покрывало это она же для него и сшила? И всего одну паршивую открытку! И Миклоша с Бертиным ковром под мышкой тоже забыть? И как Польди не пустила Иду в дом мисс Маргейт? И как Польди пошла на день рождения Герты? И как Марта не удосужилась даже причесаться, когда пришла помочь ей укладывать вещи…

Да, все можно оставить в прошлом, Ида это знает. Абсолютно всё! Она почувствовала холод, будто в номер отеля «Малекон» ворвался северный ветер. Ида смотрит в окно на чужой пейзаж — и пытается их всех — старых знакомцев, кладезь ее обид, — приманить к себе и поселить рядом, чтобы греться в их компании, чтобы было о чем думать.

Окажись Ида настоящей ведьмой, какую силу она почерпнула бы из этого хранилища злобы, сколько подлостей могла бы натворить, подвернись ей подходящий объект!

Бети

Совещание назначено на одиннадцать, и Бети хватает такси, чтобы быть в кафетерии раньше всех. На этот раз она выберет место, где Эл Лессер не сможет утыкаться ей в лицо плечом. А Бенедикт взял моду подаваться вперед и, на каком бы конце стола ни сидел отец, заслоняет от нее, что там происходит. Сегодня, когда Джо в совещании не участвует — его уже перевели на четвертый этаж, — Бети сама определит, где быть главе стола, и усядется именно там. Уже пять минут двенадцатого, хорошо, что она пришла первой. Бети кладет записи по Фаркаш перед собой на стол (она не знает, что именно этот стол когда-то заняла для совещания Люси) — за ним вполне смогут разместиться четверо оставшихся членов «Компендиума»: Люси, Бенедикт, Эл и сама Бети, а также двое Хаддадов, доктор Мириам и Салман, и доктор Стимсон. Бети не уверена, что ее с ним знакомили.

Четверть двенадцатого. После кофе с пончиком Бети съедает второй пончик. В одиннадцать двадцать она понимает, что больше никто не придет. Что, если они вернулись к первоначальному плану — встретиться в кабинете Салмана Хаддада, а ее никто не предупредил? Но почему никто не отвечает на звонки? Теперь уже Бети безнадежно опаздывает, она хватает отчет по Фаркаш, тот выскальзывает из рук, листы кружат в воздухе, рассыпаются по полу, у нее нет времени их собрать. Бети бежит к лифту, спускается в атриум. Она проносится через корпус «Сидни и Силвия Холлоуэй» и поворачивает направо к павильону «Сеймур Д. и Вивиан Л. Леви». К удивлению Бети, как она ни спешит, лифт тем не менее движется с предопределенной ему скоростью. Двери неспешно открываются и выпускают двух безжалостных пассажиров — они никуда не торопятся. Дождавшись, когда они выйдут, санитар вкатывает в лифт пустую койку — он поднимает ее на один этаж, где она застревает, пока санитару наконец не удается справиться с запорным механизмом.