Полкоролевства - [38]

Шрифт
Интервал

А еще Дженни хочет, чтобы Люси убрала наконец очки и мобильник в сумку и прекратила рыться в своем мешке СОБСТВЕННОСТЬ ПАЦИЕНТ.

Что же она там ищет?

— Нашла, — Люси поднимает голову. — Я написала новый рассказ для Мори, и пусть он его не примет, не отвергнет и даже не подтвердит его получение. Это о Сэди, самоубийце.

— Ой! — говорит Дженни. — Представляю, что она думала и чувствовала перед тем, как прыгнуть.

— В рассказе, — продолжает Люси, — она уже прыгнула и попала на небеса, которые никто толком себе не представляет, разве только по пейзажам с облаками на открытках. Бэньян пишет о золоте и серебре как валюте Ярмарки Тщеславия, но при этом не находит ничего лучшего и для украшения своего Града Небесного[42]. Утесы и долины Данте слишком напоминают мне гудзонскую школу американской живописи[43], поэтому я ограничиваю себя сухой статистикой, просто добавив туда умерших за века, что прошли с тех времен, когда Данте дивился опустошающей силе смерти, ее всеохватности. Я вам прочитаю. «Сэди на небесах», так он называется, собственные имена, конечно, придется изменить.

— Мама, послушай, — говорит Бенедикт, — когда определится дата совещания, я дам тебе знать. Пока. Пока, Дженни.

Люси читает Дженни рассказ.

«Люди время от времени умирали, — говорит Шекспир, — и черви их поедали»[44], но Сэди Вудуэй умерла и попала на небо, миновав червей. Она была хорошим человеком. Сэди находила удовлетворение, даже удовольствие, в своей ежедневной работе и нежно заботилась о своей сестре Лилли.

Сэди скучает по Лилли. Она оглядывает огромную толпу мертвецов, которые стоят или движутся, как свойственно толпе, группами, в одиночку, парами. Сколько же здесь детей!

Лилли, настоящая Лилли, а не та, что сидит, разинув рот, в инвалидном кресле, вспомнила бы имя женщины, которую Сэди старается не замечать. Сэди знает, что знает эту женщину, но — хоть убей — не может вспомнить, то ли она клиентка их ателье, то ли одна из прежних соседок по Чикаго. А может быть, одна из покойных сиэтловских тетушек?

А эту белую женщину — Лилли бы вспомнила, как ее зовут, — с бархатной подушечкой для иголок на левом запястье Сэди узнает. Она наняла их в «Лорд энд Тейлор»[45], в отдел подгонки одежды — комнатенка без окон, платья на вешалках, манекены, один большой, другой маленький, ножная швейная машина, гладильная доска, цветные нитки и прочее — первая работа в Нью-Йорке. Какая же она старая, эта белая женщина! Сэди она не видит или не помнит. А Лилли она бы вспомнила.

Этого аккуратно одетого молодого человека она бы узнала, сиди он на своем обычном месте, за окошком кассира в банке, куда Сэди каждую неделю относила их вклад. Но здесь, на небесах — вне привычного окружения, — она знает только, что знает его.

Подходит полная женщина, смеется, обнимает Сэди, тепло приветствует. Сэди не помнит, чтобы когда-либо в земной жизни видела ее, но та спрашивает о Лилли, об их брате Клеме. И говорит: «Вы с Лилли были на свадьбе моей Джеки!» Сэди понимает, что женщина понимает, что Сэди ничего этого не помнит. Женщина смеется, смеется добродушно. «Не надо волноваться! Такое случается со всеми!» — говорит она, и тут появляется та старая то ли клиентка, то ли соседка или тетушка, чье имя Сэди не помнит и потому не может представить ее этой полной женщине, о прошлых встречах с которой совершенно забыла, отчего Сэди, не будь она уже мертвой, умерла бы от конфуза.

После этого Сэди ищет место поспокойнее, подальше от толпы. Каким счастьем было бы заполучить пусть крохотное облачко, за которым она могла бы укрыться и ждать; пока Лилли присоединится к ней.

— Бедная Сэди, — заключает Люси. — Ей придется долго ждать, если теория Джо верна и террористы не только сводят нас с ума, но еще и лечат от смертельных болезней, чтобы мы не умирали, если только не возьмем, как Сэди, это дело в собственные руки.

Люси замолкает в ожидании, когда Дженни скажет, что «Сэди на небесах» — занятная, замечательная история.

— Бедная, бедная Сэди, — говорит Дженни.


Бенедикт пришел сказать, что совещание придется отложить, пока Джо не почувствует себя лучше. Его витальные параметры ухудшились. Он лежит на боку, его щека на руке Дженни, на бледном лице улыбка.

— Дженни нужно вскрыть и выяснить, что в природе порождает такие добрые сердца?

Благодаря этой задержке Филлис может устроить повторную встречу Бети с Идой Фаркаш.

Ида и безумный ящик

Бети стучит в дверь квартиры 4А и тут слышит голос соседки снизу:

— Если вы к миссис Фаркаш, то ее нет.

— Нет? Куда она ушла? Куда ее забрали и почему нас не поставили в известность?

— Ее никто не забирал. Она вернулась в Санто-Доминго. — Софи Бауэр представилась. — Может быть, зайдете выпить чашечку кофе? К ней пришла Марта — это ее дочь — и помогла собрать вещи, и Польди, ее сестра, тоже приходила попрощаться. Ида поселилась там в гостинице, которую когда-то держала польская пара — а может быть, чешская или венгерская, не помню, — они жили там до переезда в Нью-Йорк, Ида говорила, что в Санто-Доминго можно было нанять помощницу по хозяйству долларов за восемь в месяц.

— А у нее там семья?


Рекомендуем почитать
Шахристан

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Сборник памяти

Сборник посвящен памяти Александра Павловича Чудакова (1938–2005) – литературоведа, писателя, более всего известного книгами о Чехове и романом «Ложится мгла на старые ступени» (премия «Русский Букер десятилетия», 2011). После внезапной гибели Александра Павловича осталась его мемуарная проза, дневники, записи разговоров с великими филологами, книга стихов, которую он составил для друзей и близких, – они вошли в первую часть настоящей книги вместе с биографией А. П. Чудакова, написанной М. О. Чудаковой и И. Е. Гитович.


Восемь рассказов

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Обручальные кольца (рассказы)

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Еще одни невероятные истории

Роальд Даль — выдающийся мастер черного юмора и один из лучших рассказчиков нашего времени, адепт воинствующей чистоплотности и нежного человеконенавистничества; как великий гроссмейстер, он ведет свои эстетически безупречные партии от, казалось бы, безмятежного дебюта к убийственно парадоксальному финалу. Именно он придумал гремлинов и Чарли с Шоколадной фабрикой. Даль и сам очень колоритная личность; его творчество невозможно описать в нескольких словах. «Более всего это похоже на пелевинские рассказы: полудетектив, полушутка — на грани фантастики… Еще приходит в голову Эдгар По, премии имени которого не раз получал Роальд Даль» (Лев Данилкин, «Афиша»)


Благие дела

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Дети Бронштейна

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Третья мировая Баси Соломоновны

В книгу, составленную Асаром Эппелем, вошли рассказы, посвященные жизни российских евреев. Среди авторов сборника Василий Аксенов, Сергей Довлатов, Людмила Петрушевская, Алексей Варламов, Сергей Юрский… Всех их — при большом разнообразии творческих методов — объединяет пристальное внимание к внутреннему миру человека, тонкое чувство стиля, талант рассказчика.


Русский роман

Впервые на русском языке выходит самый знаменитый роман ведущего израильского прозаика Меира Шалева. Эта книга о том поколении евреев, которое пришло из России в Палестину и превратило ее пески и болота в цветущую страну, Эрец-Исраэль. В мастерски выстроенном повествовании трагедия переплетена с иронией, русская любовь с горьким еврейским юмором, поэтический миф с грубой правдой тяжелого труда. История обитателей маленькой долины, отвоеванной у природы, вмещает огромный мир страсти и тоски, надежд и страданий, верности и боли.«Русский роман» — третье произведение Шалева, вышедшее в издательстве «Текст», после «Библии сегодня» (2000) и «В доме своем в пустыне…» (2005).


Свежо предание

Роман «Свежо предание» — из разряда тех книг, которым пророчили публикацию лишь «через двести-триста лет». На этом параллели с «Жизнью и судьбой» Василия Гроссмана не заканчиваются: с разницей в год — тот же «Новый мир», тот же Твардовский, тот же сейф… Эпопея Гроссмана была напечатана за границей через 19 лет, в России — через 27. Роман И. Грековой увидел свет через 33 года (на родине — через 35 лет), к счастью, при жизни автора. В нем Елена Вентцель, русская женщина с немецкой фамилией, коснулась невозможного, для своего времени непроизносимого: сталинского антисемитизма.