Полк прорыва - [30]
Мы били болванками по головному «тигру», а он все двигался, катился к мосту. Снаряды высекают искры — не горит, дьявол! Сейчас перейдет через мост.
Но вот из люка вываливаются черные, подвижные блохи, отползают в кювет. И только потом из «тигра» повалил дым.
Сейчас взорвутся баки с горючим, загорится и мост. Дорога загорожена. Мы ведем огонь по всей колонне, бьем в борты танков и машин. Дым закрыл все небо, пламя — будто огненные фонтаны вырываются из глубины земли.
И вдруг я лечу вниз с сиденья. В глазах вспыхивают искры, начинает звенеть в ушах. Словно молния угодила в машину. Сгоряча я вскакиваю, занимаю свое место в башне, приказываю зарядить орудие.
Когда я через перископ взглянул на дорогу, мне показалось, что вся колонна горит. Но стоило мне присмотреться, я понял, что это не так. Десятка два стволов повернуто в нашу сторону, и все извергают пламя. Дымок — вспышка. Дымок — вспышка. Но несколько бронетранспортеров и танков горело. Поворочавшись, «тигры» свернули с бетонки и пошли к броду, тем путем, которым переправились мотоциклисты. По ним бьет пушка, которой командует капитан.
— Прощай, ротный! — загремело в наушниках. — Горим!
Я не могу отвлечься, чтобы посмотреть, мне надо успеть выстрелить, хотя бы раз, два, три… Сколько успею.
Мне показалось, что я долго еще стрелял, израсходовал половину боекомплекта. Я уже стрелял хладнокровно, целил по башне: не загорится, так сотрясет мозги экипажу так, что не вздумают переться. Надо спасти пушку и автоматчиков.
Немецкая колонна расползлась. Попятилось и рассредоточивалось все, что могло двигаться, а что не могло, горело. В дыму бегали какие-то фигурки. Настоящее побоище. Если бы они знали, что у нас всего три танка, заплакали бы от позора.
Земля под танком лихорадочно заколотилась. Рядом выросли черные кусты земли: налетели самолеты, бомбят. Наверное, сейчас накроют. Но постепенно дым и пыль рассеялись. Цели опять стали отчетливо видны.
И вот удар за ударом по моему танку, будто кувалдой. Я еще не убит, но теряю сознание и, кажется, лечу, лечу почему-то не вниз, а вверх и в сторону, как снаряд, который пошел от лобовой брони рикошетом. Лечу кувырком, упираясь головой во что-то острое. Ну и далека ж ты, дорога на тот свет.
Беспрерывно звенят в ушах тысячи колоколов. Конечно, я убит, но все же еще чувствую и пока не лишился сознания. Можно проститься со всем, что было дорого на земле. А с чем прощаться? С ротой своей и с Мариной, с родником у монастыря, где мы сидели на сосне. С травами, по которым бегал босиком. С затерявшейся где-то матерью. Она дала мне жизнь и всегда просила беречь себя. И виноват ли я, что почти невозможно думать о ее заповеди?
30
Очнулся я в кузове бронетранспортера. Чьи-то руки поддерживали меня на весу от встряски. Рядом со мной кто-то лежал на спине. Я сделал усилие, чтобы хоть краешком глаза увидеть его лицо. Это был мой механик-водитель Дима Чернов.
И опять лечу в пространство, которому нет конца. Но я все слышу. Не знаю зачем, может, чтобы ободрить меня или просто так, солдаты ведут разговор о том, как сражались танкисты, подбили более десяти танков и самоходок, сожгли несколько машин и бронетранспортеров.
— Наградят ребят.
— Посмертно никому не отказывают.
— Запомнится им это озеро Черного Дрозда!
Они говорят, а меня будто все это не касается. У меня осталось только тело, а ничего остального нет. Кажется, и крови тоже. Мне очень холодно. Сердце, слышу, не тикает, а колышется, словно у него ослабла пружина, как у незаведенного будильника.
Нас везли в полк. Сначала по бетонке, потом все лесом и лесом. Глаза у меня закрыты, я ничего не вижу, только слышу, как хлюпает под колесами бронетранспортера грязь и как, выбираясь из колдобины, по-комариному звенит мотор. Водитель зло ругается.
— Потерпи немного, скоро приедем, — говорит мне кто-то. И обращается к другим: — Танкисты народ живучий, — может, и выживет. Броня горит, а они нет.
Не всегда бывает так, дружок. Горим и мы.
Я понял, что мы подъехали к штабу полка и что здесь идет бой. Сильно гремело, и дым разъедал носоглотку. Нам кричали:
— Куда вы претесь! Не видите, что ли?
— А куда же нам?
— Назад! Убирайтесь отсюда к чертовой матери!
— Не ори, у нас убитые. И раненые.
Водитель стал задним ходом отгонять бронетранспортер, потом куда-то побежал и явился вместе с нашим полковым врачом. К Диме Чернову майор медицинской службы даже не прикоснулся, а у меня пощупал пульс, раздвинул губы, дал какую-то таблетку и поднес фляжку с водой. А может, и со спиртом — я не разобрал, понял, что была жидкость.
— До свадьбы заживет. То ранение у вас было серьезней.
Он сказал, и мне стало легче. А может, от таблетки. Я почувствовал в себе какие-то ничтожные силы. Но болела рана на груди, и огнем горела кожа на животе. И все же это была не та гнетущая боль, когда ты в неясности. Теперь я верил — выживу. Если в наш бронетранспортер не попадет какой-нибудь шальной снаряд или мина. А они рвались кругом, и часто рядом.
Меня стали переносить в санитарку, и я увидел, где мы и что вокруг делается. Жидкий лесок весь изрублен. Кое-где только желтеет трава, а остальное все черное. И дымится. Горела штабная машина невдалеке, от кузова рации остался один остов. Возле никого не было.
Документальное повествование о жизненном пути Генерального конструктора авиационных моторов Аркадия Дмитриевича Швецова.
Издательство Круг — артель писателей, организовавшаяся в Москве в 1922. В артели принимали участие почти исключительно «попутчики»: Всеволод Иванов, Л. Сейфуллина, Б. Пастернак, А. Аросев и др., а также (по меркам тех лет) явно буржуазные писатели: Е. Замятин, Б. Пильняк, И. Эренбург. Артелью было организовано издательство с одноименным названием, занявшееся выпуском литературно-художественной русской и переводной литературы.
Основу новой книги известного прозаика, лауреата Государственной премии РСФСР имени М. Горького Анатолия Ткаченко составил роман «Воитель», повествующий о человеке редкого характера, сельском подвижнике. Действие романа происходит на Дальнем Востоке, в одном из амурских сел. Главный врач сельской больницы Яропольцев избирается председателем сельсовета и начинает борьбу с директором-рыбозавода за сокращение вылова лососевых, запасы которых сильно подорваны завышенными планами. Немало неприятностей пришлось пережить Яропольцеву, вплоть до «организованного» исключения из партии.
В сатирическом романе автор высмеивает невежество, семейственность, штурмовщину и карьеризм. В образе незадачливого руководителя комбината бытовых услуг, а затем промкомбината — незаменимого директора Ибрахана и его компании — обличается очковтирательство, показуха и другие отрицательные явления. По оценке большого советского сатирика Леонида Ленча, «роман этот привлекателен своим национальным колоритом, свежестью юмористических красок, великолепием комического сюжета».
Многие читатели знают Ивана Васильевича Вострышева как журналиста и литературоведа, автора брошюр и статей, пропагандирующих художественную литературу. Родился он в 1904 году в селе Большое Болдино, Горьковской области, в бедной крестьянской семье. В 1925 году вступил в члены КПСС. Более 15 лет работал в редакциях газет и журналов. В годы Великой Отечественной войны был на фронте. В 1949 г. окончил Академию общественных наук, затем работал научным сотрудником Института мировой литературы. Книга И. В. Вострышева «Зимой в Подлипках» посвящена колхозной жизни, судьбам людей современной деревни.