Политология. Курс лекций - [262]

Однако огромные подвижки в экономике неуклонно разрушали привычный уклад жизни, ее ценности, которыми руководствовались многие поколения американцев. Почему на глазах исчезает «американская мечта»? Что надо сделать, чтобы предотвратить гибель традиционного общества? Эти вопросы будоражили умы американцев, вносили мощный заряд социальной напряженности в жизнь общества. Именно в этом бурлящем социальном котле зарождались те импульсы, которые через какое-то время вынесли на повестку дня вопрос о модернизации политической системы, ее приспособления к менявшемуся социуму. Иными словами, проблема перестройки, усовершенствования составных компонентов надстройки общества переходила уже в политическую плоскость, становясь предметом острейшей межпартийной борьбы.

Поскольку основные элементы партийно-политической системы прочно контролировались противниками модернизации, для радикальных кругов американского общества оставалась единственная возможность — создать инструмент для оказания внесистемного давления на государственные структуры. По всей видимости, такой сценарий начала перестройки партийно-политической системы, иногда перераставший в революционный взрыв, разрушавший всю прежнюю модель государственного устройства, был характерен для ранних попыток модернизации политических систем. Это и неудивительно. У правящих кругов еще не было в распоряжении эффективного идеологического и политико-правового инструментария, с помощью которого можно было без особого риска осуществить интеграцию как целей, так и самих участников движения протеста в лоно политической системы и на этой основе добиваться ее адаптации к меняющемуся социуму. Без этого любое требование перемен вызывало резкое отторжение у правящей элиты, которая видела в этом покушение на свои господствующие позиции.

«Прогрессивная эра» (1900–1916 гг.) как раз и интересна тем, что стала одним из первых примеров нового подхода к вопросам адаптации политической системы. В правящей элите США на рубеже веков сложилась довольно влиятельная группировка, которая сознательно встала на путь реформирования политической системы своей страны. Теоретические подходы этой группировки разрабатывали такие крупные ученые, как Г. Кроули, У. Уэйл, Ч. Ван-Хайз, Л. Брендайс и др.

Ведущими политическими лидерами этих кругов стали Т. Рузвельт и В. Вильсон. Если суммировать их действия, направленные на адаптацию политической системы США к изменившимся условиям, то прежде всего следует сказать о двух обстоятельствах.

Во-первых, «прогрессисты» отказались от прежней тактики правящих кругов, нацеленной на лобовую конфронтацию с любыми проявлениями социального протеста. Наоборот, на вооружение были взяты совершенно иные методы борьбы — перехват наиболее популярных идей и лозунгов, их интерпретация, позволяющая выхолостить из них излишне радикальный дух, а затем активное использование для интеграции в рамки политической системы рядовых участников движения протеста. Во-вторых, такая тактика требовала от правящих кругов готовности идти на определенные уступки и перемены в политической жизни.

И действительно, в годы «прогрессивной эры» был проведен ряд реформ политических механизмов США, позволивших в значительной мере адаптировать его к новой ситуации[483]. Наиболее существенную роль в этом процессе сыграла исполнительная власть. Важнейшим результатом ее деятельности в эти годы, на наш взгляд, следует признать постепенное внедрение в политическую практику концепции «позитивного государства», совершенно по-иному, чем прежде, трактовавшую роль и место этого института в жизни общества. В соответствии с новым взглядом на задачи государства оно стало искать пути упорядочения и регулирования трудовых отношений, укрепления своих позиций в сфере валютно-финансовых операций, определенной регламентации деятельности трестов и устранения наиболее одиозных форм социальной несправедливости. Исполнительная власть все явственнее стремилась к тому, чтобы играть роль верховного арбитра в жизни плюралистического общества.

Новые идеи требовали правового обрамления — только тогда они могли заработать. И вот здесь процесс адаптации натолкнулся на серьезные препятствия. У сторонников реформ хватило сил для того, чтобы разработать соответствующее законодательство и даже провести его через легислатуры штатов и конгресс, но явно недоставало для того, чтобы добиться на федеральном уровне признания их соответствующими конституционному праву.

Без правового закрепления нововведений не может быть и речи о консолидации обновленной модели политической системы, а пока не достигнуто данное состояние, вряд ли есть основания рассчитывать на ее эффективное функционирование. Но именно в правовой сфере сторонникам модернизации как раз и не удалось тогда сколько-нибудь существенно потеснить последователей «правового фундаментализма». «Лучше терпеть зло, нежели прибегать к разрушительным нововведениям, которые могут оказаться хуже этого зла»[484], — эти слова, кумира консерваторов У. Тафта стали своеобразным девизом всех противников перемен. Им казалось, что, тормозя эрозию традиционной модели «американской системы», препятствуя введению в нее новых элементов и модификации функций старых институтов, Верховный суд укрепляет ее устои. Консервация отживших свой век политических форм внешне выглядела как стабилизация. По сути же она оборачивалась стагнацией, в ходе которой в организме общества нарастала раковая опухоль социальных противоречий. Конфликт «прогрессистов» с судебной властью, поставивший под сомнение все реформы, ярко продемонстрировал всю значимость правового компонента в процессе адаптации политической системы.