Политика постправды и популизм - [61]

. В контексте утверждений С. Хантингтона победу на президентских выборах в США Д. Трампа можно рассматривать как своеобразное «волеизъявление масс».

В период избирательной кампании и после победы на выборах Д. Трамп предлагал как вполне разумные меры, например возвращения промышленного производства и рабочих мест в США, так и популистские, например идею о строительстве стены вдоль границы с Мексикой. В целом для него была характерна популистская риторика, вроде общих призывов «осушить вашингтонское болото» или «вернуть власть народу». Однако после победы на выборах Трампу, как и всем политикам подобного толка, пришлось столкнуться со структурными ограничениями. Сопротивление Д. Трампу оказывают не только его прежние конкуренты-демократы, но и многие республиканцы. Противники Д. Трампа есть и в конгрессе, и в государственном аппарате. Большинство ведущих СМИ придерживаются либеральной ориентации и ведут против избранного американского президента ожесточенную пропагандистскую кампанию. В результате Трамп не только не выполнил многие из своих обещаний, но фактически от них отказался. Пытаясь преодолеть структурные ограничения, он предпринимает резкие шаги на международной арене, что создает дополнительные риски в мировой политике. Победа Д. Трампа не только вдохновила правых популистов в Западной Европе, но и напугала господствующие там либеральные элиты, вследствие чего они стали предпринимать превентивные меры против своих противников из числа евроскептиков.

Пример этому — президентская избирательная кампания во Франции в 2017 г. В ходе этой кампании были предприняты серьезные усилия для обеспечения победы М. Макрона как приверженца господствующих в Европейском союзе неолиберальных ценностей. Сначала был дискредитирован основной правоконсервативный кандидат Ф. Фийон, а затем осуществлена мобилизация избирателей против вышедшей во второй тур М. Ле Пен — лидера правопопулистского Национального фронта. Структурные ограничения, стоящие на пути популистских движений, как будто преградили им путь еще на подходе к вершинам власти. Но, вместе с тем, победа либералов во Франции может оказаться пирровой. Как справедливо отмечает российский политолог А. Орлов, в соответствии с господствующей на Западе либеральной парадигмой «все те, кто выпадает из „матричного диапазона демократии“, объявляются популистами и „ультра“, неважно — „уль-тралевыми“ или „ультраправыми“. Если взять в качестве примера недавние президентские выборы во Франции и сложить голоса „крайне правой по-пулистки“ Ле Пен и „крайне левого популиста“ Меланшона, полученные в ходе первого тура, то в сумме они составят 42 % (а с голосами других подобных „сомнительных“ кандидатов, собравших меньший улов голосов, и того больше), и получается, что данная прослойка электората вообще не учитывается „матрицей“ как существенная. Иными словами, современная западная либеральная демократия готова воспринять только „правиль-ные“ голоса, а остальные политические персонажи рассматриваются ею лишь как участники процесса, но вовсе не как реальные конкуренты в борьбе за власть»¹⁹⁹. Между тем эти люди, думающие иначе, чем хотелось бы либеральным элитам, существуют, они еще скажут свое слово. Именно поэтому проявление популизма во всех его формах остается неизбежным со всеми присущими этому феномену проблемами и рисками.

ГЛАВА 10. «ПОПУЛИЗМ ИДЕНТИЧНОСТИ» В СОВРЕМЕННОЙ ЕВРОПЕ

§ 1. Почему политический успех имеет «популизм идентичности»?

На рубеже нового тысячелетия в полной мере проявилась новая общеевропейская политическая тенденция. Суть ее — в смещении оси конфликтности из социально-классовой сферы в сторону этнонациональных и этноконфессиональных отношений. Это привело к появлению наряду с партиями национальных меньшинств партий популистской «третьей силы», которые стремятся занять свою нишу в политической жизни и не без успеха борются за власть и влияние как с традиционными левыми, так и с традиционными правыми системными партиями. «Налицо многочисленные популистские движения радикальных правых националистов, которые существуют во многих европейских странах. И в Европе, и за ее пределами националистические движения, цель которых — развить чувство единства нации перед лицом „других“, „чужаков“, — представляют собой мощную политическую силу», — констатирует Дж. Шварцмантель²⁰⁰.

По утверждению У. Кимлики, «в 1980-е гг. мейнстримовые правоцентристские и левоцентристские партии пришли к консенсусу по некой форме мультикультурализма — этот консенсус во многом опережал общественное мнение. Таким образом, в силу понятных, даже похвальных причин мейнстримовые партии решили, что не будут обсуждать эти вопросы публично — отчасти из опасений, что общественные дебаты спровоцируют выражение нативизма и популизма, направленные против иммигрантов, вследствие чего последние почувствуют себя лишними. Поэтому существовало некое негласное соглашение — между представителями не только политической, но и деловой и информационной элиты — о том, что к мультикультурализму нужно идти молча, не объясняя его общественности»