Политика постправды и популизм - [22]

И если для многих пользователей обилие социальных сетей оставляет возможность создать в каждой из них отличающиеся репрезентации, ориентированные на разные целевые группы, то другая часть пользователей со временем вынуждена сводить свою онлайновую деятельность к единообразию.

Наиболее показательной социальной стратой в этом контексте представляются государственные служащие. Актуальным для иллюстрации этих процессов будет российский пример. Введенная в 2016 г. ст. 20.2 ФЗ № 79-ФЗ «О государственной гражданской службе Российской Федерации» требует от государственных служащих и лиц, претендующих на замещение должности государственной службы, предоставлять сведения об информации, размещаемой в интернете, в том числе адреса страничек в социальных сетях. Известны случаи в России, когда деятельность в социальных сетях становилась фактором увольнения чиновников в связи с недопустимостью публикуемого ими контента. Дополнительным институтом, ограничивающим свободу публикации контента, становятся медиа, зачастую ретранслирующие информацию о личной жизни государственных служащих для представления их в невыгодном свете.

Еще более важным видится то значение, которое данный закон оказывает на сетевую идентичность. Государственный служащий таким образом обязуется учитывать при конструировании собственной виртуальной репрезентации в первую очередь именно социальный статус чиновника, который, в свою очередь, является фактором формирования репрезентации всего чиновничества в целом.

Исходя из вышесказанного, очевидно, что чиновник не только ограничен в своем праве определять, каким образом он может осуществлять собственную репрезентацию, но и в принципе лишается возможности представлять себя как-то иначе, нежели как государственного служащего. Государство в значительной степени отчуждает своего служащего от других его социальных ролей, оставляя за ним лишь одну закрепленную идентичность и подчиняя ей все прочие.

Контроль над контентом пользователей, ограничивающий их право на множественность репрезентаций, распространяется не только в политической сфере. Существует множество случаев, когда контент страничек в социальных сетях становился поводом для увольнений, репрезентация пользователя в социальной сети зачастую также является фактором его трудоустройства. В случае форс-мажорных обстоятельств пользователям — сотрудникам частных компаний приходится удалять персональный контент. Так, например, в связи с трагическими событиями в Санкт-Петербурге в

апреле 2017 года (террористический акт в метрополитене) SMM-щикам одной из крупнейших телекоммуникационных компаний было предписано

удалить со своих страничек контент, связанный с их отпусками и отдыхом.

Таким образом, Веб 2.0 создает условия, схожие с дисциплинарной властью М. Фуко, при которых формируется дискурс, строго подчиненный доминирующим политическим и экономическим акторам.

§ 3. Неовиртуальность: от культуры к технологии

Распространение технологий Веб 2.0 способствовало разрушению старой модели виртуальной реальности, полностью свободной в плане конструирования репрезентаций и идентичностей. Ресурсы «второго

Веба» крайне репрессивно отнеслись к господствовавшей в интернете ранее киберкультуре. Но возможности интернет-технологий создали на руинах старой виртуальности ее новую вариацию.

Индустрию конструирования репрезентаций нового порядка мы обозначили как «неовиртуальность»⁷¹. Отличие неовиртуальной реальности от старой виртуальной заключается в том, что старая виртуальность была связана с культурой маскарада, в то время как неовиртуальность предполагает технологию маскарада. Виртуальность становится симулякром самой себя. Старый симулякр обнаруживает в себе сформировавшуюся настоящесть и сразу же трансформируется в еще более нереальный, невидимый объект. Система симулякров вырождается в систему «симулякров симулякров».

Концепт виртуальной политики как игры в неовиртуальности уравнивается с реальной политикой. Таким же является и соотнесение виртуальной и неовиртуальной реальностей с политическим. Если виртуальная реальность предполагала деполитизацию путем перевода любой политики в игру, в нечто несерьезное, «ненастоящее», в феномен с утраченной значимостью, уравнивающий политику как игру с реальной политикой, то неовиртуальная реальность означает деполитизацию не игровой, а реальной политики посредством делегитимации смысла политической дискуссии. Информационное пространство заполняется политическим «флудом» — не имеющими целью реальное высказывание однотипными сообщениями, в массе которых любая попытка вести публичный политический диалог «тонет» в общем потоке порождаемых ботами постов и комментариев. Если в виртуальном пространстве «значимая» информация делегитимировалась

огромным количеством «незначимой» (великие нарративы VS локальные

нарративы и т. п.), то неовиртуальное пространство убивает релевантную

информацию посредством ее растворения в организованной, аргументированной дезинформации, в массовой мистификации сущего. «Восстание масс» сменяется «восстанием симулякров» — единицы массы оказываются окруженными виртуальными клонами друг друга.