Политическая история русской революции: нормы, институты, формы социальной мобилизации в ХХ веке - [43]

. Следуя этой логике, все революции по определению имеют стихийный характер, а перевороты – организованный. В России Февральская революция имела в этом смысле стихийный характер, а Октябрьская – организованный, т. е. представляла собой государственный переворот. Успех первой стал возможен «не столько от силы взрыва, сколько от слабости сопротивления», второй – в результате осуществления тайного плана в «заранее намеченный срок»[271]. Своевременный верхушечный coup d’etat выступал альтернативой «стихийному взрыву государства». Он был возможен в рамках концепции Милюкова, основанной на опыте младотурецкой революции, однако не реализовался из-за отсутствия политической воли. В современной историографии обсуждается возможность интерпретации Февральской революции как переворота. Определенные указания на его подготовку, зафиксированные еще в эмигрантской историографии, присутствуют в источниках[272]. «Мысль о принудительном отречении царя, – свидетельствует председатель Думы М. В. Родзянко, – упорно проводилась в Петрограде в конце 1916 и начале 1917 года. Ко мне неоднократно и с разных сторон обращались представители высшего общества с заявлением, что Дума и ее председатель обязаны взять на себя эту ответственность перед страной и спасти армию и Россию»[273]. Эта информация, однако, имела характер «слухов», что характерно для периода политической нестабильности: говорят, «будто председатель Думы (т. е. сам Родзянко. – А.М.) стал во главе революционного движения и вопреки желанию правительства создал особый комитет по образцу французской революции (так, очевидно, понимали учреждения Особого Совещания». Генерал Крымов будто бы заявлял, что «переворот неизбежен» и т. д.[274] Но эти намерения едва ли приобрели характер четкой программы, а тем более не могли стать основой ее последовательного проведения в жизнь. «Совершенно очевидно, – отмечал Троцкий, – что у Гучкова с Крымовым дело не пошло дальше патриотических вздохов за вином и сигарой. Легкомысленные фрондеры аристократии, как и тяжеловесные оппозиционеры плутократии, так и не нашли в себе духу внести поправку действием в пути неблагосклонного промысла»[275].

Ключевое значение для проведения различия в переворотах старого и нового типа имеют вопросы технологии. Представления классической политической теории, сформированные в условиях сословного общества, цензовых избирательных систем и классического парламентаризма в новых условиях массового общества оказываются неэффективны. Традиционным концепциям олигархических переворотов большевики смогли противопоставить новые. Содержание разработанной Троцким новой технологии государственных переворотов включало следующие параметры: массовая мобилизация внепарламентских сил; осуществление «невидимых маневров», направленных на захват стратегических коммуникаций вместо штурма непосредственных институтов власти; представление о разделении стихийных революций (примером которых выступала Февральская) и организованных (осуществляемых по «научному» плану и к определенной дате).

Суть новой технологии, как ее представил К. Малапарте, состояла в подготовке переворота путем «невидимых маневров», цель которых заключалась в постепенном установлении контроля над техническими коммуникациями с помощью небольших вооруженных групп. Эта тактика позволяла без открытого политического выступления и формального разрыва с существующей правовой системой добиться желаемого результата – сосредоточения власти в руках штаба сторонников переворота. Правительство Керенского, как и любое другое демократическое правительство того времени, могло противопоставить этой тактике лишь традиционные, а потому малоэффективные полицейские операции, ориентированные исключительно на открытые деструктивные проявления политического протеста. Рассматривая проблему защиты государства как чисто полицейскую (противостояние открытым вооруженным восстаниям), сторонники демократии оказались неспособны остановить ползучий переворот[276]. В результате этих невидимых маневров, подчеркивал А. Шляпников, к моменту Октябрьского переворота «силы городских рабочих и войсковых частей, как в центре, так и на местах, были уже против Временного правительства и его политики»[277]. Успех Октябрьского переворота объяснялся Троцким (в «Уроках Октября») его предварительной подготовкой: тем, что удалось воспрепятствовать выводу Петроградского гарнизона, создать ВРК (16 октября), направить во все воинские части комиссаров, т. е. полностью изолировать не только штаб Петроградского военного округа, но и правительство. В этом контексте восстание 25 октября имело только дополнительный характер и потому прошло столь «безболезненно». В последующее время официальная доктрина отвергла это объяснение. В нем усматривалось стремление преувеличить значение Петроградского Совета, председателем которого Троцкий был с сентября 1917 г., принизив, тем самым, роль Ленина и ЦК в подготовке восстания[278]. Сам Троцкий, впрочем, отвергал понятие «троцкизм», усматривая в нем лишь последовательное выражение ленинизма