Полет орла - [66]

Французы отступали в беспорядке. Гусары Сеславина увлеклись преследованием и, столкнувшись с контратакой других французских полков, оказались отброшенными назад. На помощь русским гусарам двинулись, наклонив пики, прусские драгуны, за ними уланы и кирасиры. Не выдержав одновременные фланговые атаки союзной кавалерии, противник обратился в бегство. Но на смену поредевшим и расстроенным частям вынеслись новые полки французских кавалеристов. Специальным кавалерийским сигналом трубачей Сеславин собрал свои эскадроны. Собрались, выровнялись, развернулись, и генерал опять повел полк в атаку.

Французы тоже собрались, подождали резерва и ринулись на «союзников» – русских, австрийцев и пруссаков. В центре громадной лавины французских всадников, окруженный маврами в чалмах, сам разодетый, как обычно, в яркие накидки, ленты и перья, грозно потрясая саблей, скакал Мюрат. «Короля неаполитанского» бдительно охраняли отборные телохранители прославленного полководца и двоюродного брата Наполеона. Среди лучших кавалерийских генералов Франции был огромный мулат невероятной физической силы – сын французского маркиза, бывшего королевского наместника в Вест-Индии, и красавицы негритянки. Это был известный в наполеоновской армии рубака, но никто не предполагал в нем тогда отца великого писателя Дюма.

Сплотившись с другими гусарскими полками, Сеславин в очередной раз повел свой Сумской полк в атаку… Кровавый, выматывающий, страшный сабельный бой продолжался до вечера. В нем приняло участие с обеих сторон четырнадцать тысяч всадников. Пока наконец конница Мюрата, расстроенная огнем союзной артиллерии и все повторяющимися атаками кавалеристов союзной армии, не отступила.

В тот день полк Сеславина понес сравнительно небольшие потери. Жизнь многих гусар спасли одетые в рукава ментики. Опушенные мехом и расшитые на груди многочисленными шнурами с тремя рядами металлических пуговиц, они ослабили удары неприятельских палашей и сабель.

А через день на широкой равнине у Лейпцига началось длившееся с 4 по 6 октября жесточайшее и кровопролитнейшей сражение, так называемая «Битва народов», где Наполеон то бледнел, когда ему приносили весть, что такая-то его дивизия или такой-то корпус больше не существует, то багровел, когда ему сообщали, что такие-то части направлены против корпуса императора Фридриха-Вильгельма, вместо того, чтобы быть посланными против императора Александра, – хотя, по-видимому, ничто уже не могло помочь французской армии выстоять под Лейпцигом. Стальная щетина десятков тысяч штыков перед грозными колоннами солдат надвигалась на такую же стальную щетину штыков… И стоял взаимный звон от ударов этих штыков друг о друга, и разносился крик, вопль и стон, и сплошной рев и грохот орудий, посылающих взаимно сотни ядер, разрывных гранат; и безостановочная раскаленная картечь, секущая и рвущая человеческие тела и лошадиные туловища… И казавшиеся бессчетными лавины всадников, скачущих друг на друга, развевая плюмажи, уставя пики и взмахивая саблями, палашами, эспадронами… И рубка: пронзенные, изрубленные всадники, пехотинцы, артиллеристы; стрелки, посылающие пулю за пулей из длинноствольных ружей и короткоствольных карабинов…

И тот же Наполеон, который ругал своих скрививших рты маршалов, что они просто ослы, если не могут выиграть сражение у бездарного фельдмаршала, паршивого князя Карла-Филиппа Шварценберга, во время Польского похода (то есть при вторжении в Россию) бывшего у него в «Великой армии» всего лишь плохим командиром австрийского корпуса и больше ничего… Пена выступала на губах великого корсиканца, потому что этот самый бездарный и паршивый Шварценберг был, с согласия русского императора, утвержден главнокомандующим всей Союзной армии, – и вот сейчас под его командованием эти не поймешь какие пруссаки со своим скисшим Блюхером и эти драные австрияки, которых он когда-то взял за воротник без всякого сопротивления с их стороны, и эти упрямые до идиотизма, ведущие войну, как дикие скифы, русские… которыми командует теперь не Багратион, не старая лиса Кутузов (слава Богу, умер), а какой-то опять-таки доморощенный немец…[30] Однако ничего нельзя было поделать. Французская армия была разгромлена. Союзники взяли в плен тридцать семь тысяч солдат и офицеров, двадцать генералов и захватили триста пушек. И в конечном итоге всю тяжесть сражения вынесли русские войска, они сдержали ярость атак наполеоновской армии, сумели выстоять и победить.

Причем император Александр несколько раз в течение этих трех дней, оставаясь со «своими», хватался за лысеющий лоб холеной рукой и сокрушенно восклицал:

– Эти австрийцы сделали мне много седых волос!

Присутствующий среди «своих» генерал Ермолов слегка морщился. Царская тирада походила на перевод с немецкого. Однако настроение у Ермолова или, например, Барклая де Толли было совсем недурное. Наполеоновская армия потеряла две трети своего состава, а оставшуюся треть штыками и саблями союзников прогнали сквозь весь Лейпциг в чистое поле. Потерпевшие поражение французы отступили к Эрфурту, а затем ушли за Рейн. Впереди открывался путь во Францию.