Полет кроншнепов - [38]
— Зато лакомый кусочек.
Подумать только, как долго им пришлось завидовать моим отметкам, каждый из них долгие годы искал способ отомстить. Теперь наконец такой случай представился, и они не упускали ни малейшей возможности выместить накопившуюся злобу. Я считал ниже своего достоинства хоть как-то отвечать на издевки; словно не замечая их, я молча и угрюмо смотрел прямо перед собой, пока ко мне в перерыве между уроками днем не подошел один из них.
— Ну ты, слабо закадрить девочку? И не рыпайся, нужен ты ей такой, вот так-то!
Я ударил его в плечо — не потому, что его слова разозлили меня, просто чтобы он замолчал. Он, не раздумывая, словно ждал этого случая который уже год, набросился на меня, все сразу же облепили нас со всех сторон.
— Врежь ему, не жалей, — подбадривали его дружки.
Он вцепился в меня, безуспешно стараясь повалить, а я не разозлился еще по-настоящему, и освободиться от его цепких рук мне не составляло особого труда. Но едва я отвернулся, как он подскочил сзади и больно ударил меня по спине. Не помня себя от ярости, я с разворота открытой ладонью ударил его в лицо. Недаром эти руки толкали неподъемную тележку в отцовском саду, грузили пудовые ящики в нашу плоскодонку перед отправкой их на овощной рынок — оказывается, все это было прелюдией к сегодняшней встрече, которая продлилась совсем недолго и завершилась стонами обливающегося кровью мальчишки на свежескошенной траве под замирающий аккомпанемент голосов болельщиков, в глазах которых можно было прочесть явное замешательство.
— Хватит, — услышал я голос одного из мальчишек.
Он стал оттаскивать меня, я не чувствовал в себе сил сопротивляться, и он увел меня подальше от того места. Я крепко стиснул зубы, стараясь сдержать слезы.
— Ты был как бешеный.
— А пускай язык не распускает.
Мы ушли на школьный двор. Теперь здесь мы всегда появлялись вместе. И в столовой. Он посвятил меня в премудрости шахмат. Впервые в жизни у меня появился партнер в игре, я был бесконечно благодарен ему за это и даже не обращал внимания на его по-доброму назойливые старания помочь мне. Однако ему так и не удалось убедить меня сделать первый шаг.
— Подойди к ней и скажи прямо: мол, давай сходим в кино.
— Нет, Йохан, — не соглашался я, — так нельзя.
— Но почему?
— Как так, подойти к человеку, которого совсем не знаешь, и сразу приглашать…
— Давай устраивайся тогда помощником в школьную библиотеку, приходи по вторникам после уроков. Она часто заглядывает за книгами, может быть, ей что-нибудь понадобится, вот и поговоришь с ней. А что же так-то все ходить?
Я чувствовал внутреннее сопротивление и колебался. Она не появлялась больше на заседаниях редколлегии школьной газеты. Из-за меня? Кто может поручиться, что и в библиотеке я не стану задавать такие же глупые вопросы, как тогда, после первого заседания? Но Йохан Костер был настойчив, и я уж было согласился. Перед самыми рождественскими каникулами мы с ним как-то проходили на переменке по коридору. Нам только что выдали табели. Она шла впереди, направляясь к своей раздевалке.
— Как отметки, Марта? — спросил Йохан.
— Хорошие, — ответила она ровным голосом и обернулась.
Она уже поднималась по лестнице, но остановилась, посмотрела на Йохана и приложила палец к щеке, у самой переносицы.
— Ну как же, — сказал я громко и с расстановкой, как только она двинулась дальше.
Она сделала еще два шага и обернулась. Никогда прежде она не смотрела на меня такими огромными глазами. Теперь она стояла на верхней ступеньке, и все вокруг нее перестало существовать. Была только она, вся сотканная из солнечного света, рука замерла на перилах, залитых солнцем, солнце сверкало на ее сером свитере, и лучи его скользили по зеленой ткани брюк. Она едва заметно улыбнулась, беззлобно, скорее недоуменно. По выражению ее глаз я догадался, что она не поняла меня, но и не рассердилась. И снова, как когда-то, мне почудилось вдруг, что время разом остановилось, сохранив мне чарующее видение, которое, несмотря на все, что еще предстоит испытать в жизни, никогда больше не покинет меня. Она уже прошла в раздевалку, накинула свое красное пальто, а я так и стоял, не в силах сдвинуться с места, проклиная себя за громкое «ну как же». Что она может подумать? А что, если и сама она употребит эти неуместные слова? Но я не заметил на ее лице никакого раздражения, значит, для меня еще не все потеряно, и после каникул можно будет поработать в библиотеке.
Все рождественские каникулы я провел в лодке, заплывая далеко в камыши, которые, казалось, совсем оставили надежду, что еще придут настоящие морозы. С раннего утра низко над водой повисает багровое солнце, и тревожная тишина временами неожиданно разрывается от крика чужака, случайно залетевшего в наши края. Порой вдруг зашелестит сухой камыш, покачивая мертвыми стеблями, над ним — бессильное, негреющее солнце. Лодка скользит по подернутой легкой дымкой воде, и одна мысль не покидает меня: неужели так начинается любовь? Я возвращаюсь домой. В саду мне делать нечего, отец и без моей помощи управится со всем. В комнате горит лишь огонек под чайной грелкой, и в полумраке белым пятном высвечивается мамино лицо.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Тревожные тексты автора, собранные воедино, которые есть, но которые постоянно уходили на седьмой план.
Автор, офицер запаса, в иронической форме, рассказывает, как главный герой, возможно, известный читателям по рассказам «Твокер», после всевозможных перипетий, вызванных распадом Союза, становится офицером внутренних войск РФ и, в должности командира батальона в 1995-96-х годах, попадает в командировку на Северный Кавказ. Действие романа происходит в 90-х годах прошлого века. Роман рассчитан на военную аудиторию. Эта книга для тех, кто служил в армии, служит в ней или только собирается.
Этот рассказ можно считать эпилогом романа «Эвакуатор», законченного ровно десять лет назад. По его героям автор продолжает ностальгировать и ничего не может с этим поделать.
«…Любое человеческое деяние можно разложить в вектор поступков и мотивов. Два фунта невежества, полмили честолюбия, побольше жадности… помножить на матрицу — давало, скажем, потерю овцы, неуважение отца и неурожайный год. В общем, от умножения поступков на матрицу получался вектор награды, или, чаще, наказания».