Полет кроншнепов - [112]
Спокойно, без спешки крысы пожирали змею. Ешьте, ребята, ешьте, мысленно подбадривал я, ешьте подчистую, тогда мне не придется держать ответ за то, что мои звери слопали дорогую змею, да и еще один выигрыш есть: ведь крысы опровергнут мой сон. Но змея пока шевелилась, хоть ее уже изрядно потрепали. Видел я, правда, не очень много, было темно, а вдобавок крысы сбились в плотный ком, карабкались друг на друга, только бы урвать лакомый кусок. Однако змея была еще жива; лишь когда ее голова вдруг словно надломилась и язычок, который до этой минуты находился в непрерывном движении, замер, я рискнул сесть поудобнее. В коридоре зацокали шаги. Ночной сторож? Нет, быть не может, звук-то как от высоких, тонких каблучков. Женщина распахнула дверь моей лаборатории, нажала на кнопку, которая на несколько минут отсоединяла часы и включала свет. На пороге стояла Рионна. Но она не смеялась. Посмотрела на меня, секундой позже заметила крыс, но змеи не увидела — та была полностью скрыта под кучей копошащихся грызунов. Змея была вкусная, по всему видать: распробовали и мигом сожрали.
— Что они делают? — спросила Рионна.
— Змею едят, — ответил я.
— Змею? Мою змею?
— Твою змею?
— Да, мою, я пришла покормить ее, смотрю, а она удрала. Где я только не искала, пока догадалась, что она, может, заползла сюда в поисках добычи.
— Ты держала тут змею? — недоверчиво спросил я.
— Да, — кивнула она. — Я ее получила на прошлой неделе и так обрадовалась. Мне давно хотелось иметь змею.
— Но зачем тебе понадобилась непременно коралловая змея? Она ведь до ужаса ядовитая.
— Какая еще коралловая! Это был удавчик… А ну, кыш! — Рионна топнула на крыс, зверьки подняли мордочки, но хоть и были ручные, а прерывать пирушку не собирались. — Отгони их!
— Змея-то подохла, — упавшим голосом сказал я.
— Я тебе этого никогда не прощу.
— Так ведь я думал, это ядовитая коралловая змея. Сколько времени просидел тут на столе, шагу ступить не смел.
— Трус! — бросила Рионна.
— Лучше быть трусом, чем инвалидом, как прежний служитель.
— Но ты боялся совершенно зря, это вовсе не коралловая змея.
— Откуда мне было знать? Они похожи как две капли воды. Ярчайший пример мимикрии.
— И даже если б это была коралловая змея, ты все равно не имел права напускать на нее крыс.
— Да я просто хотел, чтоб они отвлекли змею, и я смог выйти отсюда. У меня в мыслях не было отдавать ее на съедение.
— Ты не имел права напускать на нее крысиные полчища.
— Зато я имел право попытаться отвлечь ее, я до смерти боялся укуса, ведь наш прежний служитель…
— Да знаю, знаю, хватит уж. Все равно моя змейка умерла…
— Я куплю тебе другую. Или, может, бедняжка коралловая не сегодня завтра объявится, и ты возьмешь ее себе, она же точь-в-точь как твой удавчик.
— Угу, так я и сделаю, а потом напущу ее на тебя. Какая низость — скормить крысам такую красавицу… Отгони ты их, бога ради…
Я подошел к крысам, сгреб каждой рукой сразу троих и отправил в клетку. Вскоре я переловил всех до одной, даже того детеныша, которого змея укусила первым, — он тихонько сидел под ящиком. Удавчик был настолько обглодан, что едва ли в нем еще теплилась хоть искра жизни. Рионна подняла его с пола и стояла так, держа в руках мертвую рептилию, а я думал: откуда мне было знать, что она не ядовитая. Так что же значил мой сон? Мне снилось, что змея похожа на Библию, а Библия, как оказалось, тоже возвещала ложь. Кончай-ка ты вдаваться в нелепые толкования этого сна и вообще всего, что произошло, подумал я. Но все же не мог отделаться от впечатления, что случившееся и мой сон как-то связаны с теми чувствами, какие я питал к Рионне, а она ко мне — нет. Она еще раз взглянула мне в лицо, буквально испепелив меня яростью, потом отвернулась и выбежала из лаборатории с мертвой змеей в руках, оставив меня наедине с моими крысами и воспоминаниями о сне, в котором змея, точно слово божие, грызла мне сердце, а женщина смотрела и смеялась.
ЗАМОК «МЁЙДЕР»[83]
>(Перевод Е. Любаровой)
Когда я в полном одиночестве вышел из вагона на железнодорожную платформу, стоявшую в чистом поле, и глянул на пустынный горизонт, мне показалось, будто я вновь слышу голос отца: «Прежний пастор никогда не готовился к своим проповедям и воскресным утром, перед тем как взойти на кафедру, брал у одного из старейшин сложенный в несколько раз листок белой бумаги. Поднимаясь на кафедру, он разворачивал его. А добравшись доверху, зачитывал трепетавшим прихожанам библейское изречение, произвольно выбранное старейшиной. И экспромтом начинал проповедь. Но однажды листок оказался пустым. «Ничего, — прокатился по церкви его голос. Он сложил бумажку, снова пророкотал «ничего» и уверенно вступил: — Ничего так ничего. Из ничего Бог сотворил мир». И произнес проповедь столь ошеломительную, что все присутствовавшие там до сих пор вспоминают ее со слезами на глазах».
Н-да, подумал я, Бог сотворил мир из ничего, и первое, что Он создал, было здание станции, к которому я направлялся, а над ним Он простер горизонт и свежевспаханными полями укрыл твердь земную и лишь кое-где с бережливостью истинного кальвиниста посадил скудные деревца. И повелел из своего заоблачья, чтобы над всеми праведниками и грешниками всходило солнце, а меня, несчастного, забросил в эту глухомань, чтобы я целый день таскался вслед за неведомым охотником на ондатр. Еще Он позаботился о радиорепортере, который запишет на пленку и позже передаст в эфир все, что мы с охотником сегодня друг другу наговорим.
В литературной культуре, недостаточно знающей собственное прошлое, переполненной банальными и затертыми представлениями, чрезмерно увлеченной неосмысленным настоящим, отважная оригинальность Давенпорта, его эрудиция и историческое воображение неизменно поражают и вдохновляют. Washington Post Рассказы Давенпорта, полные интеллектуальных и эротичных, скрытых и явных поворотов, блистают, точно солнце в ветреный безоблачный день. New York Times Он проклинает прогресс и защищает пользу вечного возвращения со страстью, напоминающей Борхеса… Экзотично, эротично, потрясающе! Los Angeles Times Деликатесы Давенпорта — изысканные, элегантные, нежные — редчайшего типа: это произведения, не имеющие никаких аналогов. Village Voice.
Если бы у каждого человека был световой датчик, то, глядя на Землю с неба, можно было бы увидеть, что с некоторыми людьми мы почему-то все время пересекаемся… Тесс и Гус живут каждый своей жизнью. Они и не подозревают, что уже столько лет ходят рядом друг с другом. Кажется, еще доля секунды — и долгожданная встреча состоится, но судьба снова рвет планы в клочья… Неужели она просто забавляется, играя жизнями людей, и Тесс и Гус так никогда и не встретятся?
События в книге происходят в 80-х годах прошлого столетия, в эпоху, когда Советский цирк по праву считался лучшим в мире. Когда цирковое искусство было любимо и уважаемо, овеяно романтикой путешествий, окружено магией загадочности. В то время цирковые традиции были незыблемыми, манежи опилочными, а люди цирка считались единой семьёй. Вот в этот таинственный мир неожиданно для себя и попадает главный герой повести «Сердце в опилках» Пашка Жарких. Он пришёл сюда, как ему казалось ненадолго, но остался навсегда…В книге ярко и правдиво описываются характеры участников повествования, быт и условия, в которых они жили и трудились, их взаимоотношения, желания и эмоции.
Ольга Брейнингер родилась в Казахстане в 1987 году. Окончила Литературный институт им. А.М. Горького и магистратуру Оксфордского университета. Живет в Бостоне (США), пишет докторскую диссертацию и преподает в Гарвардском университете. Публиковалась в журналах «Октябрь», «Дружба народов», «Новое Литературное обозрение». Дебютный роман «В Советском Союзе не было аддерола» вызвал горячие споры и попал в лонг-листы премий «Национальный бестселлер» и «Большая книга».Героиня романа – молодая женщина родом из СССР, докторант Гарварда, – участвует в «эксперименте века» по программированию личности.
Действие книги известного болгарского прозаика Кирилла Апостолова развивается неторопливо, многопланово. Внимание автора сосредоточено на воссоздании жизни Болгарии шестидесятых годов, когда и в нашей стране, и в братских странах, строящих социализм, наметились черты перестройки.Проблемы, исследуемые писателем, актуальны и сейчас: это и способы управления социалистическим хозяйством, и роль председателя в сельском трудовом коллективе, и поиски нового подхода к решению нравственных проблем.Природа в произведениях К. Апостолова — не пейзажный фон, а та материя, из которой произрастают люди, из которой они черпают силу и красоту.