Полет кроншнепов - [113]

Шрифт
Интервал

Этот маленький сутуловатый человечек уже спешил мне навстречу по гулкой безлюдной платформе. Он пожал мне руку и сказал:

— Поезд опоздал на четверть часа.

— Да, — кивнул я, — задержка в пути. Теперь они все время ходят с задержками.

— А знаешь, почему так происходит? — спросил он.

— Нет, — признался я.

— Слишком много народу стало бросаться под поезд, — пояснил он. — Да-да. Один мой бельгийский приятель как-то сказал мне: «Типично нидерландская черта — бросаться под поезд, ведь это бесплатно».

Вспугивая почти неправдоподобную тишину, мы пошли к его машине. И немногим позже уже катили через поля. К моему удивлению, они были исполосованы дорогами. Мы ехали навстречу блеклому горизонту. Где-то за ним лежал городишко, к которому и относилась только что оставленная нами станция. Миновав городишко, мы покатили навстречу следующему горизонту, и репортер сказал:

— Давай заранее договоримся, что будем делать, составим четкий план и по возможности обдумаем детали.

— Зачем? — спросил я.

— Затем, что иначе выйдет полная неразбериха. Вдобавок нам необходимо подготовить для слушателей такой материал, на основании которого они смогут сделать собственные выводы. Следовательно, личность охотника и его труд надо оценивать возможно более трезво и соблюдая определенную дистанцию. Мы обязаны дать простор воображению слушателей.

— Все зависит, по-моему, от того, что за человек этот охотник.

— Вовсе нет, — возразил он, — так рассуждать нельзя. Если так подходить к работе, будешь вечно топтаться на поверхностных, пусть даже забавных, частностях, и все, никакой глубины, а глубина для нас — самое главное. В сущности, мы должны представить интерпретацию действительности.

Я смотрел на горизонт, отступающий все дальше и дальше. И думал: если б я все это знал, наверняка бы отказался от его приглашения.

Неожиданно мы въехали в городок, состоявший, казалось, из одной-единственной церквушки. Репортер поставил машину на церковной площади, и мы отправились в гостиницу, где договорились встретиться с охотником на ондатр. Никогда раньше не слышал я названия этого городка, и, вероятно, поэтому, когда мы пересекали площадь, у меня возникло чувство, будто я ступаю в безвоздушном пространстве, да, собственно, и не могу находиться там, где я есть, ибо городка не существует вовсе. И меня ничуть не удивило, что гостиница была совершенно пуста: откуда бы здесь взяться охотнику? В этот утренний час было даже как-то неловко нарушать безмолвие гостиницы. Напольные часы возле бара молчали. Лишь откуда-то доносилось дребезжание ведер, и, когда внезапно распахнулась одна из дверей, мы увидели залитый водой коридор, в воде отражалось дальнее окно, сквозь которое падал на воду солнечный луч. По воде бежали блики света, и можно было подумать, будто через гостиницу течет речка. Дверь так же внезапно закрылась, и только тут я разглядел над буфетом оленьи головы с ветвистыми рогами, смотревшие мертвыми глазами прямо на меня.

Дверь опять отворилась, и дама со шваброй, чем-то смахивающая на стоячую вешалку, осведомилась:

— Что вам угодно, господа?

— У нас тут встреча с охотником на ондатр, — сказал репортер, — не понимаю, почему его до сих пор нет. Мы договорились на полдевятого, а сейчас уже почти девять. Сюда никто не заходил?

— Нет, еще никого не было.

— Ничего не понимаю. Может, приготовите нам пока два кофе?

— Пожалуйста, — ответила она, продолжая орудовать шваброй.

Мы сели за стол, возле которого только и были поставлены стулья.

— Но я же точно договорился на полдевятого, — нервно пробормотал репортер.

У меня так и вертелось на языке сказать ему, что охотник не иначе как решил с утра пораньше проверить свои капканы, чтобы убрать из них все лишнее. Но репортер заговорил снова:

— Давайте-ка обговорим во всех деталях, как будем работать. Я представляю так: охотник занимается своим делом, а мы его сопровождаем. Ты держишься с ним рядом, а я иду следом за вами и, как только вы заведете стоящий разговор, тихонько подсуну сзади парочку микрофонов. Главное, чтобы вы говорили по существу. Никакой там болтологии или расхожих анекдотов. Необходима дискуссия, чтоб глядеть в самый корень. И хорошо бы побольше драматизма и чтобы разногласия у вас были принципиальные, но сохраняйте дистанцию, не увлекайтесь, иначе все пойдет насмарку.

Дама прекратила драить пол и вскоре прогулочным шагом принесла нам две чашечки кофе. Отхлебнув глоток, я спросил себя, а не отжала ли она попросту в мою чашку половую тряпку, но справедливости ради отметил, что по-своему она права: раз уж кофе и так напиток цвета далеко не самого изысканного, так почему бы не заменять его иногда в быту грязной горячей водой?

Пока я осторожно пил, в дверях показался невысокий пожилой мужчина. На ходу протягивая руку, он направился прямо ко мне. Он не улыбался, но вокруг его глаз обозначилось множество морщинок, дружно устремившихся к седым, коротко остриженным волосам, щетинисто топорщившимся на голове. Он обменялся рукопожатием со мной и с представителем радиовещания и снял пальто. Затем сел напротив меня и без всяких околичностей начал рассказывать об ондатре. Он часто прищуривался, порой тень какой-то тоски пробегала по его лицу. Достав трубку, он неторопливо принялся ее набивать.


Рекомендуем почитать
Варшава, Элохим!

«Варшава, Элохим!» – художественное исследование, в котором автор обращается к историческому ландшафту Второй мировой войны, чтобы разобраться в типологии и формах фанатичной ненависти, в археологии зла, а также в природе простой человеческой веры и любви. Роман о сопротивлении смерти и ее преодолении. Элохим – библейское нарицательное имя Всевышнего. Последними словами Христа на кресте были: «Элахи, Элахи, лама шабактани!» («Боже Мой, Боже Мой, для чего Ты Меня оставил!»).


Марк, выходи!

В спальных районах российских городов раскинулись дворы с детскими площадками, дорожками, лавочками и парковками. Взрослые каждый день проходят здесь, спеша по своим серьезным делам. И вряд ли кто-то из них догадывается, что идут они по территории, которая кому-нибудь принадлежит. В любом дворе есть своя банда, которая этот двор держит. Нет, это не криминальные авторитеты и не скучающие по романтике 90-х обыватели. Это простые пацаны, подростки, которые постигают законы жизни. Они дружат и воюют, делят территорию и гоняют чужаков.


Матани

Детство – целый мир, который мы несем в своем сердце через всю жизнь. И в который никогда не сможем вернуться. Там, в волшебной вселенной Детства, небо и трава были совсем другого цвета. Там мама была такой молодой и счастливой, а бабушка пекла ароматные пироги и рассказывала удивительные сказки. Там каждая радость и каждая печаль были раз и навсегда, потому что – впервые. И глаза были широко открыты каждую секунду, с восторгом глядели вокруг. И душа была открыта нараспашку, и каждый новый знакомый – сразу друг.


Двадцать веселых рассказов и один грустный

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Маска (без лица)

Маска «Без лица», — видеофильм.


Человек у руля

После развода родителей Лиззи, ее старшая сестра, младший брат и лабрадор Дебби вынуждены были перебраться из роскошного лондонского особняка в кривенький деревенский домик. Вокруг луга, просторы и красота, вот только соседи мрачно косятся, еду никто не готовит, стиральная машина взбунтовалась, а мама без продыху пишет пьесы. Лиззи и ее сестра, обеспокоенные, что рано или поздно их определят в детский дом, а маму оставят наедине с ее пьесами, решают взять заботу о будущем на себя. И прежде всего нужно определиться с «человеком у руля», а попросту с мужчиной в доме.