Полдетства. Как сейчас помню… - [26]
Охота на раков началась.
Медленно продвигаясь, папа осматривал дно, держа наготове острогу. Вот что-то шевельнулось на дне, не блик ли? Нет, рак, да еще и немаленький. Аккуратно подводится острога, резкий толчок, и готово – рак насажен на вилы. Остается его снять и выкинуть на берег. И вот тут начинается уже моя работа: рака нужно осторожно, как научили только что, взять с боков пальцами, подальше от страшных передних клешней, и бросить его в ведро с водой, чтоб не умер раньше времени. Другие ребята делали то же самое. Из воды непрерывным потоком, постепенно ускоряясь, летели раки, нужно было никого не упустить, всех отловить и при этом самому не пострадать. Раки, к слову, были и правда черными, или так ночью казалось в свете фар. Вскоре приготовленные ведра оказались заполнены, особо юркие раки даже умудрялись выскакивать и прорываться к воде, но – граница на замке: ребята не упустили никого.
Вдруг в воде громко взвыл и, поскуливая по-собачьи, на одной ноге запрыгал мой папа. Рак! Укусил? Откусил палец? Папа, размахивая зажатой в руке острогой, совсем как грозный бог морей на картинке в моей книжке, по-балетному тряс в воздухе ногой и пытался сбросить вцепившегося в его палец большого рака. Камни на дне озера были острые, и, оберегая одну ногу, он неизбежно травмировал другую. Пытка, в общем, но это неизбежная жертва, плата за недоброе развлечение по истреблению живых существ. Месть бога членистоногих ракообразных. Рака наконец удалось снять, не без помощи товарищей. Медленно утихающую боль пытались унять той же холодной водой, в которой и стояли охотники. Папа оказался не единственным укушенным. Вскоре раздались (и не раз) очень похожие вскрики и последующие завывания. Все, впрочем, смеялись, включая и самих пострадавших. Последние, правда, предавались радости только после избавления от маленьких цепких мстителей-камикадзе.
Раков в ту ночь наловили очень много. Пришлось даже освободить ящики и мешки, лежавшие в машинах на всякий случай, – ловцы вошли в охотничий азарт и всё не могли остановиться. Наконец десяток последних раков полетел обратно в водоем. Да спасет их волшебная регенерация и да затянутся поскорее их раны!
По дороге обратно я уснул, папа, сонного, перенес меня на руках из машины в постель. Утром я, потянувшись, с удовольствием вспомнил необычную ночь, спрыгнул с кровати и пошел умываться. Искусство умываться холодной водой так, чтобы не мочить особенно лицо, но при этом создать у родителей ощущение, что «омовение» состоялось, причем тщательное, оттачивалось мною не один месяц. Главное, чтобы в ванной при этом никого не было, тогда можно, всего лишь смочив кончики пальцев и подождав, пока вода согреется на коже, потереть уголки глаз и, может быть, еще рот.
На кухне хлопотала мама, готовила завтрак, так что надо было торопиться, чтобы проделать процедуру «омовения». Я прокрался к ванной, не включая свет (его хватало и так – пробивался через маленькое окошко почти под потолком), пустил тоненькую струйку воды и стал морально готовиться к утреннему обряду. И тут мне показалось, будто что-то шуршит и скребется рядом. Огляделся – темновато, конечно, но ничего страшного вроде не видно. Решился, протер глаза, промокнул полотенцем – сделано! Но все равно слышится шуршание. Что бы это могло быть? Высунул руку за дверь, дотянулся до выключателя, щелкнул им, обернулся, а в ванне…
Она была до краев полна раками. Они все двигались, скребли клешнями, взбирались один на другого и тут же тонули под телами более активных собратьев. Все это бурлило, как суп. Представляете – целая чугунная ванна раков!
Как выяснилось потом, пока мама кормила меня завтраком, ночью папа разбудил ее и сначала принес меня, а потом вернулся с мешком и вывалил свою часть улова прямо в ванну. Другой емкости, которая бы могла вместить такое количество, просто не нашлось. И еще несколько ванн в нашем военном городке в то утро кишели раками. Уж не знаю, насколько благосклонна к ним была судьба, но, кажется, несколько дней после той ночи в нашем городке ели раков с пивом и без, дома и на площадках для пикника, в кафе и просто на улицах. Что смогли, заморозили, что нет – сварили.
После той ночи папа хромал пару дней, и больше за раками мы не ездили. А острога долго еще лежала в тумбочке сначала у него, а потом у меня. В своих играх про бесконечное противостояние ковбоев и индейцев я иногда то за одних, то за других вводил всесильного бога Посейдона, роль которого исполняла моя кисть, опирающаяся, как на ноги, на указательный и большой пальцы и сжимающая остальными волшебный трезубец – папину острогу, снятую с древка.
Другие игрушки
Вы уже всё поняли – закрытый военный городок, прогулки по известным, много раз хоженным маршрутам, набор развлечений не сильно разнообразен, зато детство здоровое, в основном на улице. Эдакая беспризорщина на воле, но за высоким забором и под периодическим родительским надзором.
В погожий выходной, когда вся семья была в сборе, мы гуляли. Немецкие сосны были аккуратны и стройны, хотя некоторые из них уже успели обзавестись татуировками и шрамами, нанесенными русскими солдатами. Темой надписей чаще всего становился год демобилизации с вожделенной трехбуквенной аббревиатурой ДМБ, ну и родной город. Фамилии или «Коля + Петя» почти не встречались – видимо, находясь на территории условного друга, генетическая память подсказывала бойцам хранить военную тайну не только номера части, но и собственного имени. Впрочем, в детстве, в «добуквенную эпоху», это варварство не казалось таким уж вопиющим. Мы и сами могли выскоблить гвоздиком или кончиком автоматного патрона какое-нибудь солнышко или кораблик на стволе. Но несмотря на все это, величавые, будто подтянувшие на лишнюю дырочку портупею, немецкие сосны покачивали своим вечнозеленым убранством. И под этими кронами прогуливались мы всей семьей.
