Поль Робсон - [30]

Шрифт
Интервал

Исполнением последнего спиричуэла начал Поль Робсон свой концерт, состоявшийся 19 апреля 1925 года, в маленьком, до отказа заполненном публикой зале театра в Гринвич-виллидж. «Спустись на землю, Моисей» звучал в тот вечер дважды, впрочем, как и остальные пятнадцать песен, подготовленных Полем и Ларри для дебюта. Уже около полуночи находчивый Джеймс Лайт догадался погасить свет в зале, и только тогда утомленные певец и пианист смогли покинуть сцену.

Ранним утром следующего дня донельзя возбужденный Ларри ворвался в комнатушку Робсонов, победно размахивая пачкой свежих газет. Не обращая внимания на слегка опешивших от такого вторжения Эсси и Поля, он громко зачитывал выдержки из газетных рецензий.

— «Пение Поля Робсона не поддается описанию. Б его голосе слышатся удары гигантских колоколов». А здесь, кажется, и обо мне: «Мистер Браун — мастер своего дела». Вынужден согласиться с музыкальным обозревателем «Нью-Йорк уорлд». Далее следует авторитетная «Нью-Йорк таймс». Не буду подвергать скромность Поля серьезному испытанию и опущу чрезмерные, на мой взгляд, похвалы в его адрес. Зачитываю только ключевую фразу: «Пение одного человека выражает муки и чаяния целого народа». Каково? А критик из «Нью-Йорк ивнинг пост» сравнивает тебя с великим Шаляпиным. Не смущайся, сравнение, честно говоря, преждевременное, но считай, что тебе, по крайней мере, указали верное направление.

Браун озорно улыбнулся и, как бы рассуждая вслух, произнес:

— Любопытно, каково будет всемирно известному басу узнать, что, доведись ему исполнять негритянские песни, он бы пел их как Поль Робсон? Маловероятно, чтобы эта газета попалась Шаляпину на глаза. В противном случае ему пришлось бы потратить немало сил и времени для выяснения личности новой знаменитости. А если говорить серьезно, Поль, ты одержал победу, и благожелательные отзывы в газетах тому свидетельство. Кстати, владельцы театра предложили устроить еще один концерт в первых числам мая.

— Кажется, я догадываюсь, к чему вы клоните, Ларри. — Добродушная улыбка исчезла с лица Эсланды. — Собираетесь предложить Полю поменять театральную сцену на концертную эстраду?

— Уверяю вас, миссис Робсон, что я вовсе не тот коварный искуситель, который задался целью сбить вашего мужа с пути истинного, — поспешил защититься Браун. — Неужели вы не понимаете, насколько непрочно положение негра-актера? Из-за цвета кожи ему уготовано играть роли только себе подобных. Но сегодня мы даже и мечтать не можем о негритянской драматургии. Две пьесы Юджина О’Нила погоду не делают, да и они не будут идти вечно. Рассчитывать же на роли в спектаклях, где нет действующих лиц — негров, по меньшей мере наивно.

— Ларри прав, Эсси. — Робсон бережно обнял жену за плечи. — В последнее время я сам часто думал об этом. Сцену я не оставлю. Скорее всего те обстоятельства, о которых говорил наш друг, вынудят меня стать безработным актером.

Поль вопрошающе глянул на Брауна.

— Рискнем выступить еще раз?

— Да, конечно, — мгновенно отозвался тот. — Все хлопоты по организации концерта принимаю на себя, хотя в дальнейшем нам не обойтись без расторопного и надежного администратора.

— Такой человек есть, деловой и преданный. — Робсон привлек к себе Эсланду. — Надеюсь, кандидатура моей жены не вызовет у тебя возражений, Ларри?

— Подожди, подожди, Поль, — пыталась было протестовать Эсланда, — ты даже не спросил, согласна ли я иметь дело с такими авантюристами, как ты и мистер Браун?

— Отныне называйте меня только Ларри, миссис Робсон, — улыбнулся Браун. — С вашего разрешения мы тут же начнем репетировать.

— Но не раньше, чем вы с Полем позавтракаете. Я полагаю, что новые обязанности вашего администратора вряд ли освобождают меня от прежних, и поэтому я удаляюсь на кухню.

Робсон первым нарушил короткую паузу.

— Еще недавно, Ларри, мне казалось, что, выходя на сцену в образах Джима Харриса или императора Джонса, я смогу донести до зрителей талантливую драматургию нашего друга О’Нила и таким образом привлечь внимание к нам, американским неграм, пасынкам Америки. Признаю с горечью, что я ошибался. Кажется, основной части публики нет никакого дела до наших чаяний и устремлений. Обращение О’Нила к негритянской теме воспринято многими как прихоть мастера, вознамерившегося скорее удивить зрителей, нежели вызвать у них хотя бы раздумья о нашей нелегкой судьбе. Я не идеалист и сознаю, что пока еще далек от борьбы за права своего народа. Но внести в эту борьбу хоть какой-то вклад я обязан, и поверь, это не громкие слова, Ларри! Большая политика мне не по плечу, что ж, я могу помочь своему народу иными средствами, будь то театр, кинематограф или музыка… Ты прав, Ларри, и в том, что мне, непрофессиональному актеру да еще с черным цветом кожи, наивно рассчитывать на постоянный интерес к своей персоне со стороны драматургов, киносценаристов и режиссеров. Разумнее полагаться на себя, на собственные силы, поэтому меня и привлекает возможность петь. Хотя, должен тебе сказать, отклики на наш первый концерт скорее смутили меня, чем ободрили. Будем исходить из того, что успешный дебют — дело случайное. А сколь-нибудь определенные выводы сделаем лишь в случае повторения успеха.


Еще от автора Владимир Михайлович Зимянин
Непобежденный

В книге рассказывается о жизни и деятельности Михаила Васильевича Зимянина, организатора партизанского движения в годы Великой Отечественной войны, известного дипломата и журналиста, одного из руководителей Коммунистической партии Советского Союза. Многие документы и материалы публикуются впервые. Для всех, кому небезразлична история нашего Отечества.3-е дополненное издание.


Неру

Книга А.В.Горева и В.М.Зимянина — первая выходящая на русском языке научно-художественная биография выдающегося государственного и политического деятеля Индии Джавахарлала Неру. Активный борец за ликвидацию колониального режима, первый премьер-министр свободной Индии, страстный борец за мир, большой друг Советского Союза, Неру прожил яркую, насыщенную событиями жизнь. В биографии использовано большое количество документального материала, привлечены работы самого Дж.Неру, а также труды советских и зарубежных исследователей.


Рекомендуем почитать
Молодежь Русского Зарубежья. Воспоминания 1941–1951

Рассказ о жизни и делах молодежи Русского Зарубежья в Европе в годы Второй мировой войны, а также накануне войны и после нее: личные воспоминания, подкрепленные множеством документальных ссылок. Книга интересна историкам молодежных движений, особенно русского скаутизма-разведчества и Народно-Трудового Союза, историкам Русского Зарубежья, историкам Второй мировой войны, а также широкому кругу читателей, желающих узнать, чем жила русская молодежь по другую сторону фронта войны 1941-1945 гг. Издано при участии Posev-Frankfurt/Main.


Актеры

ОТ АВТОРА Мои дорогие читатели, особенно театральная молодежь! Эта книга о безымянных тружениках русской сцены, русского театра, о которых история не сохранила ни статей, ни исследований, ни мемуаров. А разве сражения выигрываются только генералами. Простые люди, скромные солдаты от театра, подготовили и осуществили величайший триумф русского театра. Нет, не напрасен был их труд, небесследно прошла их жизнь. Не должны быть забыты их образы, их имена. В темном царстве губернских и уездных городов дореволюционной России они несли народу свет правды, свет надежды.


Сергей Дягилев

В истории русской и мировой культуры есть период, длившийся более тридцати лет, который принято называть «эпохой Дягилева». Такого признания наш соотечественник удостоился за беззаветное служение искусству. Сергей Павлович Дягилев (1872–1929) был одним из самых ярких и влиятельных деятелей русского Серебряного века — редактором журнала «Мир Искусства», организатором многочисленных художественных выставок в России и Западной Европе, в том числе грандиозной Таврической выставки русских портретов в Санкт-Петербурге (1905) и Выставки русского искусства в Париже (1906), организатором Русских сезонов за границей и основателем легендарной труппы «Русские балеты».


Путеводитель потерянных. Документальный роман

Более тридцати лет Елена Макарова рассказывает об истории гетто Терезин и курирует международные выставки, посвященные этой теме. На ее счету четырехтомное историческое исследование «Крепость над бездной», а также роман «Фридл» о судьбе художницы и педагога Фридл Дикер-Брандейс (1898–1944). Документальный роман «Путеводитель потерянных» органично продолжает эту многолетнюю работу. Основываясь на диалогах с бывшими узниками гетто и лагерей смерти, Макарова создает широкое историческое полотно жизни людей, которым заново приходилось учиться любить, доверять людям, думать, работать.


Герои Сталинградской битвы

В ряду величайших сражений, в которых участвовала и победила наша страна, особое место занимает Сталинградская битва — коренной перелом в ходе Второй мировой войны. Среди литературы, посвященной этой великой победе, выделяются воспоминания ее участников — от маршалов и генералов до солдат. В этих мемуарах есть лишь один недостаток — авторы почти ничего не пишут о себе. Вы не найдете у них слов и оценок того, каков был их личный вклад в победу над врагом, какого колоссального напряжения и сил стоила им война.


Гойя

Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.


Рембрандт

Судьба Рембрандта трагична: художник умер в нищете, потеряв всех своих близких, работы его при жизни не ценились, ученики оставили своего учителя. Но тяжкие испытания не сломили Рембрандта, сила духа его была столь велика, что он мог посмеяться и над своими горестями, и над самой смертью. Он, говоривший в своих картинах о свете, знал, откуда исходит истинный Свет. Автор этой биографии, Пьер Декарг, журналист и культуролог, широко известен в мире искусства. Его перу принадлежат книги о Хальсе, Вермеере, Анри Руссо, Гойе, Пикассо.


Жизнеописание Пророка Мухаммада, рассказанное со слов аль-Баккаи, со слов Ибн Исхака аль-Мутталиба

Эта книга — наиболее полный свод исторических сведений, связанных с жизнью и деятельностью пророка Мухаммада. Жизнеописание Пророка Мухаммада (сира) является третьим по степени важности (после Корана и хадисов) источником ислама. Книга предназначена для изучающих ислам, верующих мусульман, а также для широкого круга читателей.


Есенин: Обещая встречу впереди

Сергея Есенина любят так, как, наверное, никакого другого поэта в мире. Причём всего сразу — и стихи, и его самого как человека. Но если взглянуть на его жизнь и творчество чуть внимательнее, то сразу возникают жёсткие и непримиримые вопросы. Есенин — советский поэт или антисоветский? Христианский поэт или богоборец? Поэт для приблатнённой публики и томных девушек или новатор, воздействующий на мировую поэзию и поныне? Крестьянский поэт или имажинист? Кого он считал главным соперником в поэзии и почему? С кем по-настоящему дружил? Каковы его отношения с большевистскими вождями? Сколько у него детей и от скольких жён? Кого из своих женщин он по-настоящему любил, наконец? Пил ли он или это придумали завистники? А если пил — то кто его спаивал? За что на него заводили уголовные дела? Хулиган ли он был, как сам о себе писал, или жертва обстоятельств? Чем он занимался те полтора года, пока жил за пределами Советской России? И, наконец, самоубийство или убийство? Книга даёт ответы не только на все перечисленные вопросы, но и на множество иных.


Алексей Толстой

Жизнь Алексея Толстого была прежде всего романом. Романом с литературой, с эмиграцией, с властью и, конечно, романом с женщинами. Аристократ по крови, аристократ по жизни, оставшийся графом и в сталинской России, Толстой был актером, сыгравшим не одну, а множество ролей: поэта-символиста, писателя-реалиста, яростного антисоветчика, национал-большевика, патриота, космополита, эгоиста, заботливого мужа, гедониста и эпикурейца, влюбленного в жизнь и ненавидящего смерть. В его судьбе были взлеты и падения, литературные скандалы, пощечины, подлоги, дуэли, заговоры и разоблачения, в ней переплелись свобода и сервилизм, щедрость и жадность, гостеприимство и спесь, аморальность и великодушие.