Пока мы рядом - [25]

Шрифт
Интервал

Поступление в университет было мечтой всех моих одноклассников.

В школьной системе ценностей самое высокое место занимали дети богатых родителей, ученики с высшим ай-кью – или, как я, дети преподавательского состава, словно продолжающие фамильную традицию. Моего отца уважали и директор, и учителя: я с детства привык думать, что пойду по его стопам. В школе же я приучился неосознанно стесняться своего не чистого английского происхождения. Все, что составляло тайную радость моей жизни: мелодичный язык, буйные краски, прихотливые кушанья, наивная древняя эротика, наконец – мы с Лакшми-рани обсуждали картинки в Камасутре уже с 6 лет! – в жизни англичан или совсем отменялось, или было под запретом и считалось грехом.

И именно из-за этого стеснения я с самого детства заставлял себя тянуться к строгому пуританскому миру моего отца и загонял как можно глубже то, без чего, как выяснилось впоследствии, жизнь моя – именно моя, такого, какой я есть! – теряла всякий смысл. К сожалению, в детстве часто доверяешь мнению большинства, не понимая, что не может быть никакого большинства и меньшинства в рассуждениях о мире души – ведь в этом мире, как в природе, нет ничего одинакового, и дикий цветок ничуть не менее красив и ценен, чем ухоженная садовая роза. Как горько мне сегодня рассказывать вам об этом!

Он опять помолчал, словно что-то припоминая.

– Так вот, учась в школе, я все больше и больше отдалялся от матери. Вместе с отцом мы занялись английским закаливанием, утренними пробежками, и к третьему классу из темноволосого смуглого толстячка я превратился в стройного романтического английского мальчика, разве что с легкой примесью вовсе, может быть, не индийской, а, к примеру, шотландской крови.

– Это страшно радовало моего отца и все семейство Сименс, и их одобрение позволяло мне не придавать особого значения грусти и тревоге моей матери. А когда в пятом классе на семейном совете отец предложил отдать меня в закрытую престижную школу для мальчиков и я увидел, как побелело лицо всегда теперь печальной Лакшми-рани, то, вместо того чтобы кинуться к ней и зарыться лицом в легкие складки ее светлого сари, важно приосанился и кивнул.

Присутствовавший на совете дядя, брат отца, рассказал нам историю, которую я и теперь не забыл – такой дикой она мне кажется.

– Дики, не знаю, помнишь ли ты своих кузенов? – начал дядя. – Один раз я приезжал с ними к вам домой на Рождество. Мой старший – твой кузен Фил. Поскольку до руководства Оксфорда я, как и твой отец, не дослужился, то все надежды возложил на Фила. А чтобы в детстве он налегал на науки, а не проводил время в никчемных развлечениях с одноклассниками, я в первом классе сделал ему подарок: на день рождения подарил фунт – целый фунт стерлингов! И с тех пор каждый день рождения, каждый год дарил ему по фунту, но при этом всякий раз просил принести мне все остальные – проверить, не растратил ли он их на какие-нибудь безделки! И с тех пор каждый год Фил приносил мне свои сокровища и складывал в копилку уже не только мои фунты, но и все подарки от родни – все до пенса! Это позволило ему не отвлекаться, заниматься только учебой. И сейчас он уже учится второй год в университете, а на скопленные денежки снимает квартирку и ни в чем не зависит от нас с матерью! Вот это настоящий Сименс!

– Эту историю я слышал уже не раз. И каждый раз она поражала меня полным идиотизмом: желать своему ребенку полностью отказаться от всех радостей жизни, не купить компас для походов, спиннинг для рыбалки! В конце концов, не купить подарок понравившейся девочке! И все это только для того, чтобы жить в дурацкой «квартирке», а не в шумном и взбалмошном студенческом общежитии, где мне было бы – лучше некуда!

Таким образом, я лишний раз убеждался, до чего «ненастоящий Сименс» был я сам. А школа для мальчиков убедила меня в этом окончательно.

Не удивляйтесь, мистер Сотников, что я так подробно описываю свои семейные тайны. Времени у нас в ожидании решающего звонка, как я понимаю, предостаточно. А мне, хоть я и не журналист, всегда казалось, что настоящее журналистское расследование, в отличие от полицейского, – это не просто цепочка фактов, расставляющая человеческие фигуры, словно на шахматной доске. Журналист, не беря на себя роль охотника или судьи, показывает причины явлений, сам оставаясь в тени, высвечивает тайные движения души человеческой, переплетение мыслей и чувств, например, обыкновенного мальчишки из, в общем-то, заштатного английского городка, которые, выстраиваясь в непостижимую нашему скудному уму и нашей житейской логике цепь событий, ведут…

Сименс вдруг замолчал, и лицо его приняло выражение привычной, застарелой душевной боли, такое неожиданное для всего его самодовольного облика. Потом продолжал:

– Да-да, не удивляйтесь моей откровенности, глубокоуважаемый мистер Сотников. В свое время вы узнаете и ее причину, и обстоятельства выбора именно вас моим собеседником… или, лучше сказать, соратником? Пока же не будем отвлекаться от того самого плетения цепочки событий. Итак, в пятом классе я был отдан отцом в закрытую частную школу для мальчиков, ставящую целью подготовку своих воспитанников в Университет.


Еще от автора Ольга Борисовна Литаврина
Синдром мотылька

Если ты выстрелишь в прошлое из пистолета, оно выстрелит в тебя из пушки…  Журналист Кирилл Сотников знает эту пословицу, но тем не менее постоянно вызывает огонь на себя. Ведь именно в прошлом хранятся ключи к тайнам настоящего. Вот искренняя и горячая исповедь погибающего Вадима Волокушина. Талантливый педагог не совладал с талантом ли, с судьбой. И только пристальный взгляд в историю его жизни даст верный ответ. А трагическая история суперпопулярной эстрадной дивы блистательной Зары Лимановой, бесследно пропавшей среди людей? Что привело ее к этому исходу? Почему за ее потаенными дневниками охотятся люди, не останавливающиеся ни перед чем? Прошлое неотрывно смотрит на нас, но мы не должны его бояться, считает Кирилл Сотников, ведь судьбы людей, которые ты пережил как свою, очищают и возвышают тебя.


Сквозь игольное ушко

Стремление людей к простому человеческому счастью напоминает полет мотыльков, безрассудно устремляющихся на огонь. Они обжигаются, мечутся вокруг манящего, но такого коварного призрачного света, обессилев, падают, чтобы, набравшись сил, снова взлететь к огню. Таковы герои произведений Ольги Литавриной. Счастье – рядом, стоит только протянуть руку – и вот оно. Увы, все не так просто… И воспитательница детского сада, привязавшаяся к осиротевшему мальчику, и бесшабашный Венька Малышев, спасающий жену-поэтессу, и незадачливый бизнесмен Леха Летуев, разочаровавшийся в женщинах, – все они стремились к любви, к жизненной гармонии и все потерпели сокрушительное поражение.


Рекомендуем почитать
Тринадцать трубок. Бурная жизнь Лазика Ройтшванеца

В эту книгу входят два произведения Ильи Эренбурга: книга остроумных занимательных новелл "Тринадцать трубок" (полностью не печатавшаяся с 1928 по 2001 годы), и сатирический роман "Бурная жизнь Лазика Ройтшванеца" (1927), широко известный во многих странах мира, но в СССР запрещенный (его издали впервые лишь в 1989 году). Содержание: Тринадцать трубок Бурная жизнь Лазика Ройтшванеца.


Памяти Мшинской

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Желание быть городом. Итальянский травелог эпохи Твиттера в шести частях и тридцати пяти городах

Эту книгу можно использовать как путеводитель: Д. Бавильский детально описал достопримечательности тридцати пяти итальянских городов, которые он посетил осенью 2017 года. Однако во всем остальном он словно бы специально устроил текст таким намеренно экспериментальным способом, чтобы сесть мимо всех жанровых стульев. «Желание быть городом» – дневник конкретной поездки и вместе с тем рассказ о произведениях искусства, которых автор не видел. Таким образом документ превращается в художественное произведение с элементами вымысла, в документальный роман и автофикшен, когда знаменитые картины и фрески из истории визуальности – рама и повод поговорить о насущном.


Конец века в Бухаресте

Роман «Конец века в Бухаресте» румынского писателя и общественного деятеля Иона Марина Садовяну (1893—1964), мастера социально-психологической прозы, повествует о жизни румынского общества в последнем десятилетии XIX века.


Его Америка

Эти дневники раскрывают сложный внутренний мир двадцатилетнего талантливого студента одного из азербайджанских государственных вузов, который, выиграв стипендию от госдепартамента США, получает возможность проучиться в американском колледже. После первого семестра он замечает, что учёба в Америке меняет его взгляды на мир, его отношение к своей стране и её людям. Теперь, вкусив красивую жизнь стипендиата и став новым человеком, он должен сделать выбор, от которого зависит его будущее.


Красный стакан

Писатель Дмитрий Быков демонстрирует итоги своего нового литературного эксперимента, жертвой которого на этот раз становится повесть «Голубая чашка» Аркадия Гайдара. Дмитрий Быков дал в сторону, конечно, от колеи. Впрочем, жертва не должна быть в обиде. Скорее, могла бы быть даже благодарна: сделано с душой. И только для читателей «Русского пионера». Автору этих строк всегда нравился рассказ Гайдара «Голубая чашка», но ему было ужасно интересно узнать, что происходит в тот августовский день, когда герой рассказа с шестилетней дочерью Светланой отправился из дома куда глаза глядят.