Поиск исторического Иисуса. От Реймаруса до наших дней - [56]
Исторические реконструкции никогда не могут быть абсолютно достоверными, в случае реконструкции исторического Иисуса это ощутимо наиболее отчетливо. Несмотря на это, мы знаем основные аспекты Его служения и проповеди. Мы знаем, Кем Он был, что Он делал, чему учил и почему Он умер[315].
В целом такое видение границ научной реконструкции образа исторического Иисуса характерно не только для Сандерса, но и для большинства ученых конца XX – начала XXI века.
Основные работы Сандерса, посвященные историческому Иисусу: «Иисус и иудаизм» (1985), «Историческая фигура Иисуса» (1993). Историографы называют Сандерса «консервативным» участником „Поиска исторического Иисуса“». Реймонд Мартин пишет об этом:
Говоря «консервативный», я имею в виду не фундаменталиста или евангелика, а секулярного ученого, пришедшего в своем исследовании к традиционным результатам. Под «традиционными результатами» я понимаю такую реконструкцию образа Иисуса, которая сразу понятна любому человеку, знакомому с текстом Нового Завета, и которая ставит эсхатологическую проблематику в центр провозвестия Иисуса[316].
Сандерса можно поставить в один ряд с такими предшествовавшими ему исследователями, как Борнкам, Додд, Иеремиас и др. Однако, в отличие от предшественников, применявших в своих работах методы «критики форм» и акцентировавших внимание на учении Иисуса, Сандерс вырабатывает иную методологическую программу.
Исходной предпосылкой методологии Сандерса служит признание большей части синоптической традиции аутентичной:
Мы должны доверять информации, полученной из синоптических Евангелий, если только в ней нет явных анахронизмов и аномалий, свидетельствующих о позднейших вставках[317].
Сведения из Евангелия от Иоанна и апокрифических текстов Сандерс практически не использует. В этом его подход весьма схож с подходом Иеремиаса.
Значимым вкладом в методологию «Поиска…» со стороны Сандерса было указание на то, что за редким исключением (Фухс и Смит) ученые основывали свои реконструкции образа исторического Иисуса на анализе материала речений и поучений:
В большинстве исследований внимание концентрируется на Иисусе как учителе или проповеднике – в обоих случаях (и это главное) как на несущем некую весть. <…> В любом случае [исследователи. – А. А.] начинают с сердцевины материала речений и переходят к описанию вести Иисуса[318].
Но основывать реконструкцию на анализе речений, с точки зрения Сандерса, неэффективно по двум причинам: во-первых, даже используя критерии оценки аутентичности, ученые не могут прийти к консенсусу относительно четко ограниченного круга достоверных речений, во-вторых, образ Иисуса – учителя и проповедника не может объяснить факт Распятия, который, в свою очередь, выступил решающим фактором в возникновении христианства как такового.
Начиная реконструкцию на основании речений, ученые чаще всего приходили к образу Иисуса-проповедника, а чтобы объяснить, почему этот проповедник подвергся самой жестокой казни, необоснованно фокусировали внимание на конфликте Иисуса и Его современников-иудеев. Акцент на этом конфликте возникал и по причине излишне жесткого применения критерия несводимости: именно нехарактерное для иудаизма учение Иисуса объявлялось наиболее достоверным, и на основании этого нехарактерного учения создавался образ исторического Иисуса. Также, отмечает Сандерс, многие предшествовавшие европейские исследователи, воспитанные в традиционном христианском духе, были склонны заведомо негативно воспринимать современный Иисусу иудаизм как «формалистичную», «лицемерную», «мелочную» и «извращенную» религию. В итоге
первые поколения исследователей иногда изображали Иисуса настолько уникальным, а иудаизм – стоящим настолько ниже Его, что современный читатель не может не удивляться, как могло случиться, что Иисус вырос на еврейской почве[319].
Чтобы избежать ошибок предшественников, Сандерс доверяет следующим методологическим ориентирам. Во-первых, реконструируемый образ исторического Иисуса должен быть конгруэнтен иудаизму Его времени. Однако этот образ должен быть соотнесен с тем фактом, что впоследствии христианство не осталось внутри иудаизма, но стало самостоятельным религиозным течением[320]. Сандерс пишет:
Прежде всего, хорошая гипотеза о целях Иисуса и Его отношениях с иудаизмом должна удовлетворять тесту Клаузнера: она должна правдоподобно помещать Иисуса в рамки иудаизма и при этом объяснять, почему инициированное Им движение в конце концов порвало с иудаизмом[321].
Во-вторых, следует отказаться от теории, согласно которой реконструкцию образа исторического Иисуса необходимо выстраивать на основании несводимого материала. Даже с учетом новейших открытий «наши знания об иудаизме первого столетия очень неполны, а об интересах Церкви между 70 и 100 г. н. э. совсем скудны»[322]. И даже если выявить корпус несводимых аутентичных речений, их интерпретация все равно будет затруднительна, поскольку для этого они должны быть помещены «в осмысленный контекст, и этот контекст не создается автоматическим суммированием речений, нетипичных (насколько мы можем судить) как для иудаизма, так и для христианской Церкви»
Великая честь выпала старосте Рогволду из племени русов и его дружине. Высшие Силы Добра вручают ему волшебный меч, способный одним, касанием уничтожить любую нечисть, и отправляют в дорогу на Перевал Странников. Перевал Странников — это граница, хрупкая грань между Добром и Злом, находящимися в постоянном противоборстве. Рогволд во что бы то ни стало должен добраться до Перевала и вручить меч его Стражам. Но Злые Силы не дремлют — они лихорадочно ищут Избранного, чтобы с помощью его клинка уничтожить всех своих врагов и обрести власть над миром...
Верховный Друид Мерлин клянется не допустить, чтобы меч Странников вернулся к Стражам, и отдает приказание погубить тех, кто дерзнул отправиться в смертельно опасный поход к Перевалу... Но разве существует сила, которая может остановить Рогволда и его друзей, когда их души переполняет боль за погибших родичей и жажда мести к беспощадному врагу? Пусть их всего пятеро, пусть впереди их ждет бой с шаманами племени Крысы, затаившийся колдун из храма бога-Паука и прочие неведомые пока испытания, — безудержно смелые герои, неустрашимые воины, презирая смерть, с неистовым упорством выбирают свой Путь...
Перед вами – удивительный, и даже уникальный в своём роде сборник. Дело в том, что компания Positive Technologies, специализирующаяся на системах киберзащиты, ежегодно проводит в Москве конференцию Positive Hack Days. Тысячи компьютерных гениев со всей России соревнуются… в скоростном взломе банкоматов и мобильных телефонов, моделей систем безопасности атомных станций и военных сетей. Парадокс? Ничуть. Чтобы что-то защитить нужно сначала понять, как это взломать.А где же тут киберпанк? А вот он: к конференции проводится конкурс рассказов.
Вначале было Слово. Именно оно – самый драгоценный дар, полученный людьми. А потом начались сложные отношения между Человеком и Словом. В их дружбе, вражде и сотрудничестве родилась особая магия – ее-то мы теперь и называем литературой. Герои рассказов и повестей в этой книге – Буква, Слово, Речь, Текст, Книга. Думаете, жизнь этих героев скучна и правильна, как учебник грамматики? Нет! Она полна опасных и прекрасных приключений! И выстрелы прогремят, и бурные страсти вскипят, и снова схватятся в драке Добро и Зло.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Перламутровый веер ситуаций, событий, зарисовок. Эпос и быт, космическая карусель, праздничное конфетти, домашнее тепло очага, грозный рокот миров. Фантастика и реальность, абсурд и мистика, упреждение зла добром, жизнь и деяния кошачьей когорты — это Котэрра, территория кошек.
Макс Нордау"Вырождение. Современные французы."Имя Макса Нордау (1849—1923) было популярно на Западе и в России в конце прошлого столетия. В главном своем сочинении «Вырождение» он, врач но образованию, ученик Ч. Ломброзо, предпринял оригинальную попытку интерпретации «заката Европы». Нордау возложил ответственность за эпоху декаданса на кумиров своего времени — Ф. Ницше, Л. Толстого, П. Верлена, О. Уайльда, прерафаэлитов и других, давая их творчеству парадоксальную характеристику. И, хотя его концепция подверглась жесткой критике, в каких-то моментах его видение цивилизации оказалось довольно точным.В книгу включены также очерки «Современные французы», где читатель познакомится с галереей литературных портретов, в частности Бальзака, Мишле, Мопассана и других писателей.Эти произведения издаются на русском языке впервые после почти столетнего перерыва.
В книге представлено исследование формирования идеи понятия у Гегеля, его способа мышления, а также идеи "несчастного сознания". Философия Гегеля не может быть сведена к нескольким логическим формулам. Или, скорее, эти формулы скрывают нечто такое, что с самого начала не является чисто логическим. Диалектика, прежде чем быть методом, представляет собой опыт, на основе которого Гегель переходит от одной идеи к другой. Негативность — это само движение разума, посредством которого он всегда выходит за пределы того, чем является.
В Тибетской книге мертвых описана типичная посмертная участь неподготовленного человека, каких среди нас – большинство. Ее цель – помочь нам, объяснить, каким именно образом наши поступки и психические состояния влияют на наше посмертье. Но ценность Тибетской книги мертвых заключается не только в подготовке к смерти. Нет никакой необходимости умирать, чтобы воспользоваться ее советами. Они настолько психологичны и применимы в нашей теперешней жизни, что ими можно и нужно руководствоваться прямо сейчас, не дожидаясь последнего часа.
На основе анализа уникальных средневековых источников известный российский востоковед Александр Игнатенко прослеживает влияние категории Зеркало на становление исламской спекулятивной мысли – философии, теологии, теоретического мистицизма, этики. Эта категория, начавшая формироваться в Коране и хадисах (исламском Предании) и находившаяся в постоянной динамике, стала системообразующей для ислама – определявшей не только то или иное решение конкретных философских и теологических проблем, но и общее направление и конечные результаты эволюции спекулятивной мысли в культуре, в которой действовало табу на изображение живых одухотворенных существ.
Книга посвящена жизни и творчеству М. В. Ломоносова (1711—1765), выдающегося русского ученого, естествоиспытателя, основоположника физической химии, философа, историка, поэта. Основное внимание автор уделяет философским взглядам ученого, его материалистической «корпускулярной философии».Для широкого круга читателей.
В монографии на материале оригинальных текстов исследуется онтологическая семантика поэтического слова французского поэта-символиста Артюра Рембо (1854–1891). Философский анализ произведений А. Рембо осуществляется на основе подстрочных переводов, фиксирующих лексико-грамматическое ядро оригинала.Работа представляет теоретический интерес для философов, филологов, искусствоведов. Может быть использована как материал спецкурса и спецпрактикума для студентов.
Что такое «традиционный ислам» в современной России? По мнению авторов коллективной монографии, это понятие – искусственный конструкт, которым пользуется государство для обозначения постсоветской модели государственно-конфессиональных отношений. Один из ее главных признаков – демонстрация лояльности религиозных организаций и верующих политическому режиму в стране. Те же, кто выступает с критикой государства, могут быть отнесены властями и официальными религиозными институтами к представителям так называемого «нетрадиционного ислама».
Книга современного британского исследователя Грэма Харви предлагает принципиально новый взгляд на религиозность и на то, как ее следует изучать. Религия здесь не ограничивается высокой теологией, привычными институциональными рамками и понятиями западноевропейской интеллектуальной культуры – она включена в поток реальной жизни реальных людей и потому рассматривается как одно из измерений повседневности. Каким образом религия связана с приготовлением пищи и правилами совместных трапез? Как регулирует сексуальные отношения и само представление о телесности? Как определяет взаимодействие с чужаками и незнакомцами? Отвечая на эти и другие вопросы, автор предлагает не только новую концепцию религиозности, но также новое видение науки и природы человека.
Ритуалы и тексты, с помощью которых люди разных культур пытаются примириться с идеей смерти, интересовала еще классиков социальных наук — Э. Тайлора, Э. Дюркгейма, Б. Малиновского. К на стоящему моменту дисциплинарные границы death studies стали намного шире, а сама эта область гуманитарных исследований претендует на статус одной из самых популярных и активно развивающихся. Книга антрополога и теолога Дугласа Дэвиса представляет собой обзорный труд, способный послужить прекрасным введением в эту научную традицию.
Когда после революции большевики приступили к строительству нового мира, они ожидали, что религия вскоре отомрет. Советская власть использовала различные инструменты – от образования до пропаганды и террора, – чтобы воплотить в жизнь свое видение мира без религии. Несмотря на давление на верующих и монополию на идеологию, коммунистическая партия так и не смогла преодолеть религию и создать атеистическое общество. «Свято место пусто не бывает» – первое исследование, охватывающее историю советского атеизма, начиная с революции 1917 года и заканчивая распадом Советского Союза в 1991 году.