— Не-ет. Глупости эта женитьба. И так прекрасно можно прожить. Зачем делить на двоих, а потом и на троих то, что гораздо приятней вкушать одному? Хотя, конечно, на эту тему я задумывался. Мне же, учтите, уже за сорок, кривая делает поворот книзу… Вот если бы выскочил тот единственный шанс, который иногда дарит судьба! Другое дело, умеем ли мы им воспользоваться… Однажды в таком задумчивом виде захожу я к одному типу по кличке Философ…
— Когда? — перебил его Марвич. — Поточнее.
— А разве это имеет значение? Ну, если хотите, в начале июня… Пришел я, значит, а он как раз возмущался, что на химфармзаводе, где пришлось ему трудиться пятнадцать суток, гибнет пропасть добра, и в частности подготовили к уничтожению шесть тюков первосортной замши. У меня аж сердце заколотилось, словно бес толкнул: вот он, единственный шанс!.. Но надо было попасть на завод, сориентироваться. Пришлось пристать на улице к одному типу. Получил пятнадцать суток за мелкое хулиганство, а уж попасть в партию работающих на заводе было несложно… Выяснил, что сигнализацию отключают в восемь утра, а двери склада заперты изнутри примитивными засовами, причем ежедневно с девяти до девяти тридцати начальник АХЧ проводит пятиминутку, на которой присутствуют все кладовщики. Как открыть и закрыть засовы — дело для человека, который всю жизнь возится с тонкими часовыми механизмами, нехитрое… Четко все складывалось, одно к одному, но нужен был напарник и машина, а главное — надо было решиться, перешагнуть барьер. Поверьте, для человека, ни разу всерьез не нарушавшего закон, это было непросто. Но кому черт ворожит, тот и по трамвайному билету может выиграть десять тысяч…
Точка моя, если знаете, возле самого рынка. Забегал иногда деловой такой паренек — Валера, как фамилия — не знаю, вообще-то он запчасти частникам сбывает, а мне предлагал балансиры, оси, ушки — часовую фурнитуру. И как раз в тот день, когда я твердо решил перебороть наваждение и не встревать в эту глупость, черт его принес на мою голову! Жаловался он на плохую жизнь, под конец попросил одолжить триста рублей — магнитофон ему, видите ли, нужен, жить без музыки не может. Я смотрю на него, а в голове крутится: «Вот он, напарник»!.. «Триста рублей, говорю, — тьфу, растереть! Есть возможность закалымить кусок побольше…» Если бы он хоть на миг заколебался или удивился, я бы перевел все в шутку. Оно бы лучше было… Но он подхватил мою затею с таким пылом-жаром, что отступить было невозможно. Получался идеальный вариант с машиной: он, как автослесарь, в любой момент мог выехать за ворота автобазы якобы для обкатки, для чего путевку обычно не выписывали. Расписали мы с ним все до мельчайшей детали. Но должен же был я, старый идиот, предусмотреть, что раз этот Валера спекулянт — значит, халтурщик… Жду у заводского забора в восемь пятьдесят пять — его нет, в девять — нет, наконец в девять ноль пять появляется драндулет! Оказывается, им же отремонтированная машина никак не заводилась… За эти минуты я извелся окончательно, готов был уже отказаться от своей затеи. Но он аж взвился: «Надо ломать судьбу». Дверь открылась удивительно легко, и буквально через десять минут я уже подавал последний тюк, а Валера принимал… И вдруг я услышал крик: «Что вы делаете?! Немедленно сгружайте обратно!» Я даже не видел, кто кричал: как стоял за машиной, так и затаился. Все, думаю, погорели… В этот момент что-то негромко хлопнуло, Валера выпрыгнул из кузова и заорал: «Скорей, гад! Поехали!». Я вскочил на подножку и, когда оглянулся, увидел, что на земле неподвижно лежит мужик, а из-под него течет кровь… Конечно, понимаю, надо было остановиться, оказать помощь, но я растерялся так, что выключился и пришел в себя только на шоссе.
— Здорово растерялись, — вставил Фатеев, — так выключились, что не забыли прибить доску, которую перед этим выломали, чтобы вытаскивать через лаз тюки. А в это время рядом умирал человек.
— Но, честное слово, в тот момент двигался я как во сне; и к тому же был твердо уверен, что тот человек мертв… то есть так мне казалось…
— Послушайте, Скаленко, — произнес Марвич в раздумье. — Допустим, кража замши выплыла бы не сразу и вас поймали бы через год или два. Как бы вы жили это время? По-прежнему чинили бы часы или серым волком метались по стране? Ведь скрыться практически невозможно.
Лицо Скаленко исказилось.
— Эх, гражданин следователь! Молоды вы еще, не дано вам понять, как жизнь песком, проходит сквозь пальцы. Может, я, конечно, глупость говорю, а все же не опоздай этот идиот на пять минут, было бы синее море, белый пароход, красивые женщины… Многое было бы… Другие, между прочим, имеют.
Пряхин усмехнулся, встал и пошел к выходу. Уже в дверях обернулся.
— Вы опоздали не на пять минут, Скаленко. Вы опоздали на всю жизнь.