— Умею, — сказал Марвич.
— Отлично! Берем две «Явы». Ты будешь с девушкой, я буду с девушкой — такая мотокомпания… Ни за что не заподозрит! Девушку тебе подыскать из наших… или как?
«Ну вот, — подумал Марвич, — начинается, и это ведь только цветочки. Ничего не поделаешь, крест надо нести до конца».
— Ладно, — сказал он, — возьму свою.
Ночь была чернильной густоты, и, хотя далеко внизу виднелась причудливая сетка городских огней, а чуть выше мягко светились окна ресторана, иссиня-черное небо казалось непривычно близким, а звезды чересчур большими и незнакомыми. Фигура прохаживающегося поодаль Тохидзе сливалась с очертаниями кустов, лишь изредка свет фар проносившихся машин четко обрисовывал ее. Поеживаясь от ночного ветерка, Катерина тоже прохаживалась взад-вперед. Марвич застыл как изваяние на сиденье мотоцикла, а Симон со своей подругой, кажется, всерьез выясняли отношения.
Стрелки на светящемся циферблате часов давно уже перевалили за девять, а рядом с Тохидзе никто не появлялся.
«Неужели не придет?» — со злостью подумал Марвич, и в этот момент рядом затормозила «Волга», открылась дверка, свет позади идущей машины на миг вырывал фигуру высунувшегося наружу мужчины, и сразу же темнота как бы сгустилась, а когда, секунду спустя, глаза опять стали различать предметы, Тохидзе на шоссе не было.
— Ты номер заметил?! — яростно крикнул Симон.
— Нет, слишком темно, — Марвич, соскочив с мотоцикла, подошел к Симону. — Это было такси?
— Да нет, частник проклятый!
— А я его знаю, — спокойно сказала Катерина, нюхая сорванный где-то цветочек. — Я его узнала.
— Кого?! — воскликнули одновременно Симон и Марвич.
— Мужчину в машине. Это часовщик из нашего города. Он мне часы чинил в мастерской, что на Кирова, семь рублей содрал…
Часовщик действительно был немолод и коренаст, правда, золотого зуба в наличии не оказалось, но, вероятно, в нужный момент он появлялся, словно фальшивая огневая позиция. У него было мужественное лицо спортсмена, но в глазах мелькала настороженность. Он снял пиджак, повесил на спинку стула, и то ли от жары, то ли от волнения рубашка под мышками быстро потемнела от пота.
«Это хорошо, что он снял пиджак, — подумал Марвич. В кармане брюк спортивный пистолет не спрячешь. Так что, если он что и заподозрит, обойдется без стрельбы, не успеет он выстрелить, за это уж я ручаюсь, и вообще, только стрельбы в ресторане мне не хватало…»
— Значит, договорились? — сказал он, отправляя в рот кусочек хачапури. Сыр был горяч, пропитан маслом, есть бы эту чудесную лепешку еще и еще, но надо показывать, что все привычно, все надоело, и он отодвинул тарелку. Остывали на металлических тарелках шашлыки, коркой взялась мамалыга. Хорош был ресторан «Нартаа», и хорошо было сидеть на ветерке, глядеть, как отваливает от причала черная громада «Ивана Франко», вот только компания была не та…
— Значит, договорились: товар против денег.
— Ты не болтай, — сказал часовщик, растягивая узкие губы в улыбке. — Ты скажи, откуда у тебя, молодого, такие деньги? Смотри, если думаешь устроить мне залипуху, плохо будет.
— Я не спрашиваю, откуда у тебя замша, — резонно возразил Марвич. — Допустим, за мною стоят люди… Так что не надо мне грозить. Не на-до!.. Вот это действительно может плохо кончиться.
— Ладно, ладно, — миролюбиво забормотал часовщик. — Только предупреждаю: всю сумму полностью, без уверток, без ваших восточных штучек.
Марвич поставил на стол поднятую было рюмку и брезгливо отодвинул ее.
— Слушай, давай разбежимся насовсем, а? Я тебя не видел, ты меня не знаешь… Нет, ты не деловой человек, ты — большой зануда. Пять раз тебе говорил: всё получишь, всё! Уж это я гарантирую.
…В тот же день Скаленко был задержан при передаче Марвичу злополучных тюков с замшей. Когда его садили в машину, он все еще никак не мог понять, что случилось, и с лица его не сходило выражение детской обиды. А еще через два дня громкий голос диспетчера попросил Валеру Ситникова зайти в профком для оформления стенгазеты, он с радостью бросил гаечный ключ, который держал в руках, и побежал на второй этаж, а в профкоме его вежливо приветствовали два симпатичных молодых человека. Они же отвели его в общежитие, где в присутствии двух удивленных уборщиц извлекли из его тумбочки красивый пистолет с причудливо изогнутой рукояткой.
Марвич сменил ленту в магнитофоне, набрал в ручку свежие чернила (подражая шефу, он презирал шариковые ручки) и только хотел распорядиться, чтобы привели Скаленко, как, постучав, вошел Пряхин.
— Не возражаешь, Валерий Сергеевич, я посижу здесь, в уголочке? И Фатеев сейчас придет.
— Да что вы, Николай Павлович! — вскочил Марвич. — Садитесь на мое место.
— Нет, нет, Валерий, сегодня твой день, ты — хозяин. А мы с Фатеевым — так, для публики…
Привели Скаленко, тут же, следом за ним, вошел Фатеев и уселся на подоконник — другого места не было.
— Садитесь, Скаленко, — с мягкой вежливостью сказал Марвич, словно не замечая злобной настороженности часовщика. — Мы много о вас знаем, не все, но много. Хотелось бы, чтобы вы сами рассказали о том, что произошло. Правду. Признание облегчит вашу вину и будет учтено судом… Кстати, женаты вы не были?
