Поиск-86: Приключения. Фантастика - [15]

«…и бысть в бытность мою володетельным князем земель Кондинских, кои в ближней Югре расположены есть, зело почитаемый предками нашими наипервейший истукан, именуемый вогуличами Сурэнь нэ, а людишками остяцкого племени зовомый Сорни най…»

Проснулся Арчев от острого, враз захлестнувшего ощущения страшной опасности — такое бывало с ним, и предчувствие никогда не подводило, — но не шелохнулся — резко открыл глаза.

Прямо в лоб ему был направлен револьвер. В утреннем сумраке лицо Серафимова, с черным пятном бородки, с черными, лихо закрученными усиками, казалось неестественно белым, как маска.

— Что это значит, болван? — спросил сквозь стиснутые зубы Арчев. Хотел приподняться.

— Тихо, тихо, не дрыгайся, — Кирюшка прижал к его лбу дуло. — В вашем ли положении гонор показывать? Нехорошо-с, я ведь могу и осерчать… — Потянул из-под головы Арчева вещмешок. — Простите великодушно за беспокойство. Мне, миль пардон, статуэточка та серебряная спонадобилась…

Арчев уронил руку вдоль тела, двинул ладонь к поясу.

— Оружье ищете? А пугач-то ваш вот он, у меня. Аль не признали с перепугу? — Серафимов мелко засмеялся, откачнулся назад, дернув мешок к себе. — Шлепнуть бы тебя, гада, для верности, — сказал зло, — да грех на душу брать неохота… Ничего, тайга сама упокоит. — Отполз, не сводя с Арчева револьвера. — Прощевайте, князь. Я, когда сорни най заполучу да в Париж доберусь, панихидку в вашу память закажу. Где желаете?

— Хорошо бы в Сан-Шапель или в Сакре-Кер, — с трудом разжав челюсти, сведенные ненавистью, проговорил Арчев. — Да ведь я православный. Поэтому сходи, не поленись, в русскую церковь на улице Дарю… Вот тебе на расходы.

Лениво сунул руку под шинель, под френч. Достал статуэтку, качнул на ладони.

Кирюшка пораженно заморгал, опустил невольно револьвер, глянул растерянно на котомку. И тут же Арчев с силой метнул ему в лицо статуэтку. Серафимов вскрикнул, выронил оружие, но не успел он еще прижать взметнувшиеся ладони к рассеченному лбу, как опрокинулся от удара.

— Мразь… лавочник!.. — Арчев, в прыжке сумевший схватить револьвер, уже стоял над бывшим подручным. — Сорни най тебе захотелось? Один все хапнуть надумал?

Он, зверея, с яростью пинал извивающееся у ног тело.

— Пощадите, ваше благородие! — визжал Кирюшка. Обхватил сапог, принялся целовать его, ловя обезумевшими глазами взгляд Арчева. — Пощадите, заместо дворняжки вам стану. Портяночки, носочки стирать буду… Пожалейте, ваше сиятельство, пригожусь!

— Зачем ты мне нужен, ничтожество? — Арчев брезгливо передернул плечами, — Шаманенок понимает и по-русски. — И нажал курок.

Кирюшка выгнулся, захрипел, дернувшись, вытянулся.

Арчев сунул револьвер в кобуру, подобрал с земли статуэтку. Упрятал ее поглубже в котомку, спустился к реке. Отвязал лодку, оттолкнул, вскочил через борт…

Размеренно взмахивая веслами, думал с беспокойством о внуке Ефрема Сатарова. «Как бы эти костоломы не убили его сгоряча. Могут ведь, несмотря на запрет. Особенно Степан — безмозглая дубина. Да и Парамонов не лучше — садист елейный…»

Парамонов, жмурясь от выползшего из-за леса солнца, истомно потянулся, перевалился с левого бока на спину.

— Слышь, Степа, — окликнул, позевывая, напарника. — А что, ежели их благородие с Кирюшкой нас омманули? Оставили, как Ваньку на тоем стойбище, воздух стеречь, а сами уже клад делят.

— Не, им без нас такую прорву золота не утащить, — сонно отозвался Степан. Прикрыв глаза фуражкой, он лежал рядом. — Вернутся. Сыщут шаманенка и вернутся… Ох, тошно! У тебя голова не трешшыт?

— Трешшыт, Степа, — вздохнул Парамонов. — Должно, подмешал чегой-то колдун. Оне, говорят, мухоморы настаивают, язви их, иродов. — Полюбопытствовал без надежды: — Ты, когда шустрил в избушке перед тем, как подпалить, ничо, окромя мухоморовки, не нашел?

— Откуль? Найдешь чего опосля тебя, — хмыкнул Степан. Сдвинул на лоб фуражку, приподнял голову. И замер.

В него целился из карабина, стоя на взгорке, черноволосый парнишка в зеленой малице. Рядом с незнакомым остячонком застыл сгинувший вчера проводничонок, сжимая в левой руке аркан, а в правой — топор.

— Ты чего? — почуял неладное Парамонов.

Перекинулся на правый бок — и увидел… Не задумываясь, выбросил руку к винтовке, лежавшей рядом.

Еремей, вильнув стволом карабина, нажал на курок — прыснули щепки раздробленного винтовочного приклада; мгновенно передернув затвор, сразу же выстрелил Еремей во второй раз — пуля, цокнув, ударила в барабан нагана, оказавшегося в руке вскочившего на колени Степана. Тот вскрикнул, затряс пальцами.

— Ты, милок, опусти винтарь-то. И не серчай на нас, — поглядывая масляно на Еремея, встревоженно — на изуродованную винтовку, Парамонов с кряхтением встал на карачки. — Избушку вашу Арчев да Кирюшка спалили. — Поднялся на ноги, истово перекрестился. — Вот те хрест!..

— Где Арчев и Кирюшка? — свирепо спросил Еремей.

— В Сатарово утекли, — угрюмо сказал Степан. И тоже поднялся на ноги — медленно, угрожающе.

— Сбегли оне. Бросили, значит-ца, нас, — Парамонов сокрушенно развел руками. — Сели тайком в лодку. И сродственников твоих увезли…

— Ты! — Еремей направил на него карабин. — Свяжи руки этому! — Показал стволом на Степана. — Ремнем своим вяжи. Быстрей!