Поиск-86: Приключения. Фантастика - [14]

Уже рассосался наползший из низины туманчик, уже брызнули из-за деревьев светлыми четкими полосами первые лучи солнца, а Еремей все еще удерживал в немеющих руках друга-брата и боялся, что вот-вот выпустит его. Но тот внезапно судорожно дернулся, открыл глаза, заморгал непонимающе.

— Долго я спал? — сообразив, где он, спросил виновато.

— Ты не спал, ты только закрыл глаза и тут же открыл, — ответил Еремей и разжал пальцы. Потряс затекшими кистями. — Держи, — снял тынзян. — Теперь — тихо! — И, сдернув с плеча карабин, щелкнул затвором, шмыгнул в ельник.

Антошка, пригнувшись, юркнул следом.

Гибко проскальзывая меж плотно растущими деревцами, крадучись — ветка не шевельнется, сухая шишка под ногами не хрустнет, — проскочили они лесок. Когда впереди посветлело, Еремей встревоженно задрал голову, шевельнув ноздрями, — слабо пахло гарью. Мальчики медленно выпрямились. И остолбенели.

Стойбища не было: дымясь синеватыми струйками, выставив в небо обгорелые бревна, словно растопырив толстые черные пальцы, догорала избушка с завалившейся внутрь кровлей; неподалеку валялись изодранные, скомканные нюки, поломанные шесты — все, что осталось от чума; вытянув лапы, оскалившись, лежали недвижимо собаки около лабаза, дверца которого была распахнута.

Антошка всхлипнул, Еремей, стиснувший зубы так, что буграми выступили желваки скул, обхватил его голову, зажал рот.

— Кто из них главный? — выдохнул еле слышно и указал взглядом на двух мужиков, которые развалились на траве, опершись спинами на тюки.

— Нету их. Ни Арчева, ни Кирюшки, — шепнул Еремею в ухо Антошка. Привстал на цыпочки, оглядел берег. — И лодки русики нет. Тяжелая такая, из досок…

А лодка в это время, взбурлив кормой воду, скользнула по тихой заводи и сильно качнулась, когда Арчев, вставив весла в уключины, стал неумело выворачивать на середину Куип-лор ягуна.

Вчера они только к вечеру добрались сюда. Плыли долго. Кирюшка вначале, пока был пьяный, греб лихо, но когда хмель стал выходить, когда бывший приказчик утомился махать веслами, лодка поползла еле-еле. Один раз Кирюшка даже попытался взбунтоваться. Бросил весла, принялся хватать через борт воду пригоршнями, глотать ее запаленно. «Давайте вернемся, Евгений Дмитрич, — предложил дерзко, глаз, правда, на Арчева не поднимая. — Малец сам в стойбище придет. Куда он, поганец, денется?!» Нахохлившийся на корме Арчев на такую глупость даже не ответил, еще плотней закутался в шинель, спрятал подбородок за поднятым воротником. «Господи, да может, он вовсе и не к Еремейке сбег, — простонал Кирюшка. — Может, в тайге схоронился, а тут пластайся из-за него, как проклятый!» — «Много рассуждать стали, Серафимов, — подал все же голос Арчев. — Проморгали остячонка, потому не нойте. Гребите!» — «Эх, дурак я, дурак, — тоскливо вздохнул Кирюшка. — И зачем только признался, что знаю, где этот, пропади он пропадом, Куип-лор…» — «Гребите!» — рявкнул Арчев. Кирюшка испуганно зачастил веслами. Покорно, тупо греб, пока не показались в дымке сумерек тонкие штрихи протянувшегося от берега к берегу запора.

Лодка ткнулась в берег у частокола. Арчев пружинисто выпрыгнул на песок. Поднялся по уклончику, увидел мешки, затухший костер, осетра под корявой засохшей сосной. Крикнул: «Идите сюда, Серафимов. Кажется, мы опоздали». Кирюшка подошел к Арчеву, оседая на обмякших ногах. Присел у костра, пощупал золу. «Недавно ушел остячонок… Недалеко, знать, отлучился: морды не вынул, барахло свое оставил. — Упершись ладонями в колени, поднялся с усилием. — Оленей, небось, искать отправился. Спугнул кто-то олешек…» Развернулся, побрел через поляну.

Арчев подошел к сосне. Провел пальцем по вырезанному на дереве знаку «сорни най», задумчиво посмотрел на Кирюшку.

Тот, медленно переступая, вглядывался в ягельник. Поднял голову, заявил уверенно: «Надо подождать Еремейку. Тута, — ткнул пальцем под ноги, — следы медвежьи. Олени и впрямь напугались, вот малец их и ищет… — Подошел, огладил бородку. — А проводничонка вроде не было. Следов чегой-то не видать…» — «Да вы прямо Следопыт, Соколиный глаз, — усмехнулся Арчев, запахиваясь в шинель. — Фенимором Купером увлекаетесь?» — «Грешен, обожаю-с, — признался Кирюшка. — Особливо те места, где жестокости краснокожих описаны-с. До чего кровожадны дикари, до чего бесчеловечны, аж жуть… Ну, так что делать станем? Надо бы подождать. Не Еремейку, так проводничонка. Чтоб перехватить, значит. Не дать дружка предупредить…» — «Подождем, — неохотно согласился Арчев. — Если шаманенок ушел в стойбище, его там встретят». — «Само собой встретят, — Кирюшка обрадовался. — А нам все равно отдохнуть надо».

Развели костер, молча, сосредоточенно поели и легли спать. Арчев поворочался, пристраивая поудобней котомку под головой, поджал ноги к животу, упрятав их под шинель, и, поглаживая под френчем серебряную статуэтку, закрыл глаза. Сквозь дремотное марево увидел себя Арчев мальчиком с русыми мягкими локонами, в лиловой бархатной курточке с кружевным отложным воротничком — залез с ногами в мягкое, удобное кожаное папино кресло и, старательно водя пальцем по желтой пористой бумаге памятных записок прадеда, переплетенных в уже потершуюся юфть, читал по складам выцветшие строчки со смешными загогулистыми буковками: