— Хочу спасти твои коллекции.
— А если серьезно?
— Вполне серьезно.
Накануне боев под Глазовом, когда на фронте явственно наметился перелом, Костя пришел к командиру полка Гилеву. Штаб полка размещался прямо в лесу. Гилев сидел на чурбаке за столом из белых неструганых досок. Два дня назад в случайной перестрелке ему пробило пулей щеку, выкрошило несколько зубов и повредило язык. Поверх бинтов он носил черную косынку, завязанную узлом на макушке. Эта косынка с ее торчащими, словно рожки, хвостиками придавала командиру полка удивительно мирный, домашний вид. Говорить он не мог и писал распоряжения на клочках бумаги, заготовленных с таким расчетом, чтобы после хватало на закрутку.
— Товарищ командир! — Костя с некоторым злорадством подумал, что теперь уж Гилев его не прервет, даст договорить до конца. — Помните, вы обещали отпустить меня в Пермь? Нынче самое время. Когда возьмем Глазов, будет поздно. Белые начнут эвакуацию. А у меня есть шансы помешать им вывезти художественные ценности из университета и музея…
По правде говоря, он довольно смутно представлял себе, как это сделать.
«Развей мысль», — написал Гилев.
— Сокровища культуры должны принадлежать пролетариату, — отчеканил Костя, памятуя пристрастие командира к лаконическим формулировкам.
Гилев быстро черкнул: «Попадешься, расстреляют».
— Не попадусь, — заверил Костя. — Будьте покойны!
Гилев перевернул бумажку: «Кого оставишь заместо себя?»
— Лазукина. — Костя предвидел такой вопрос. Лазукин был грамотный боец, любил ораторствовать и вполне мог заменить его на должности ротного комиссара.
Гилев поморщился — не то от боли, не то от названной фамилии. Однако написал: «Черт с тобой. Езжай». Подумал и добавил: «Буржуазные ценности пущай вывозют. Не препятствуй». Он протянул Косте руку. Ладонь у командира была бугристая, влажная. Рукав его гимнастерки оттянулся, и на запястье открылось синее солнышко татуировки…
— На сутки бы раньше! — сказала Лера.
Костя ничего не ответил — они как раз выходили на Монастырскую. Отсюда видна была Кама. У причалов было пусто. Ушли на юг, к Каспию, английские канонерки, поглазеть на которые месяц назад сбегалась половина города. Лишь одинокий буксир с нелепо торчащими на носу и на корме стволами пушек медленно тащился вверх по реке. Ветер доносил запах паровозного дыма, отдаленное чавканье колесных плиц.
Укрывшись за столбом, Костя осмотрелся, и лишь потом они вышли на улицу. Прошли немного, опять свернули в какой-то двор и наконец остановились у флигелька, сложенного из черных необшитых бревен.
Узколицый коренастый человек лет тридцати встал им навстречу из-за стола.
— Знакомьтесь, — сказал Костя. — Лера… Товарищ Андрей.
— Прошу, — хозяин широким жестом указал на стол. — Чаю хотите?
— Спасибо, не стоит. — Стараясь не наступать на чистую войлочную тропинку, Лера прошла к столу, села.
— Тогда к делу. — Андрей тоже присел. — Значит, вам сказали, что на станцию свозят все ценности, предназначенные к эвакуации?
— Да, — подтвердила Лера.
— Куда они от вас поехали — по Соликамской вниз или вверх?
— Вверх.
— Выходит, к нам, на главную… Но вот какое дело — никаких ценностей у нас на станции пока нет.
— Ты что-то не то говоришь, — заволновался Костя. — Твои ребята все проверили?
— Если я говорю, что нет, — значит, нет!
— Тут вообще какая-то странная история получается, — сказала Лера. — В городской управе ничего не знают о том, что экспонаты уже вывезены. Сегодня оттуда приходил доктор Федоров.
— Ничего странного нет. — Костя ходил по комнате, пригибая голову под скошенным потолком. — Просто у них начинается паника. Правая рука не знает, что делает левая.. Проверьте-ка на Сортировке, а? — Он повернулся к Лере. — А ты сходи в управу, поинтересуйся!
— Между прочим, я вас помню, Лера, — сказал Андрей. — Вы ведь Агнии Ивановны дочка. Сынишка мой у нее в школе учился… Как она сейчас?
— Мама зимой умерла.
— Почему ты мне вчера ничего не сказала? — спросил Костя.
Лера исподлобья взглянула на него:
— А ты и не спрашивал.
7
Рысин потрогал тибетскую картину на палочках, спросил участливо:
— Тоже персидская?
— Центральный Тибет, — сказал Желоховцев.
— Любопытно, любопытно, — отвечал Рысин.
При этом на его бледном лице не промелькнуло и тени интереса.
Он вернулся к двери, постоял над железным ящиком — крышка его была откинута.
— Значит, коллекцию вы здесь хранили?
Желоховцев утвердительно помычал — он устал от бесполезных разговоров.
Ему и вообще-то было непонятно, зачем понадобилось Рысину осматривать его кабинет. Чего тут смотреть? Конечно, отыскать Трофимова не так-то просто. Но ведь он даже попытки не сделал.
— Где замок? — спросил Рысин.
Желоховцев пожал плечами:
— Не знаю… Пропал куда-то.
— Это был простой замок?
— Нет, наборный.
— Код кто-нибудь знал?
— Я никому не говорил, но могли подсмотреть. — Желоховцев подошел к окну. — Глядите, осколки лежат на полу. Следовательно, стекло высадили с внешней стороны. Вот и пожарная лестница рядом…
Рысин подобрал один из осколков.
— Кабинет сегодня прибирали?
— Я ничего не велел здесь трогать.
— Очень хорошо… Скажите, профессор, вы читали когда-нибудь записки начальника петербургской сыскной полиции Путилина?
