В эту ночь он заснул не сразу. Долго ворочался, успокаиваясь, отгоняя предательское волнение. Наконец забылся. Под утро ему снилась женщина. Ослепительно красивая и обнаженная. Лицом она походила на итальянскую актрису Орнеллу Мути, и одновременно на соседку из третьей квартиры, красавицу местного значения Люську. Люська-Орнелла в порыве чувственности то покусывала нижнюю пухлую губку, то, протягивая руки, подманивала его длинными остроконечными пальчиками, то в экстазе выгибалась, оглаживая свои возбужденные бедра и крупную, вздрагивающую от прикосновений грудь. Губы красавицы беззвучно шевелились, и казалось, что они искренне обещают ему бесконечное блаженство. А может так оно и было.
И тут случилось пробуждение. Яков с досады аж кулак о стену отшиб надо же, не досмотреть такое приключение!
А позже, сидя в постели и потирая ушибленную руку, он лихорадочно пытался собраться с мыслями и настроиться на решительные действия. Еще и еще раз — безрезультатно — он заставлял себя продумывать будущие ситуации и возможные фразы. Однако смутные и как будто незнакомые слова и образы беспорядочно метались в его голове, никак не желая складываться в заманчивую картину скорого наслаждения.
Скорого? Разве так? А вдруг что-то не получится?.. И вновь подступала слабость и по спине пробегал холодок. Предательская истома сковывала руки, ноги, даже голову: пропадали всякие мысли.
И все же Якову удалось собраться с духом; отбросив одеяло, он встал, выглянул в окно. Летнее солнце уже поливало двор от своих щедрот. Озабоченные люди выгуливали собак, детей или собственные дряблые тела. День начинался как и положено такому дню — обычным образом. Но только не для Якова. Вчера он решил для себя однозначно — в субботу. Значит, сегодня. И он выполнит, раз решил. Банзай!
Дверь квартиры номер один скрипнула, открываясь. Сквознячок подхватил две бумаженции, брошенные кем-то на лестничной площадке, и, протащив их на полметра ближе к порожку квартиры, оставил в покое. Дверь захлопнулась, бумажки вновь подпрыгнули. Наступила тишина.
А потом по полу прошелестело что-то таинственное, тяжелое, подмяло под себя одну из бумажек и быстро придвинулось к двери квартиры номер три. Частое отрывистое дыхание раздалось на высоте человеческого роста. Через минуту звук прекратился, затаившись. Кнопка звонка вдвинулась в корпус, и за дверью ожило резкое дребезжание. Послышались шаги, лязгнул сработавший замок.
— Кто? — она распахнула дверь и выглянула на полутемную лестничную площадку. — Опять, что ли, пацаны? У, безобразники.
Ругалась она беззлобно, даже с какой-то ласковой интонацией. Ну что взять с шалунов, возраст у них такой — надо побеситься. Так пусть себе бесятся. Лишь бы не жестоко, не со злостью. Злых людей она не любила.
И вдруг, закрыв дверь, она почувствовала легкое поглаживание. Что-то нежное, будто человеческие пальцы, касалось ее обнаженной руки. От локтевого сгиба и вверх — до плеча. Она вздрогнула и застыла, не решаясь даже вздохнуть. Но вот поглаживание прекратилось. Однако расслабиться она не успела, новое касание подбросило ее как на пружинах. Взвизгнув, она замахала руками, заголосила:
— Ааааа!..
— Что, что такое?! Что случилось?! Нина!.. — Из кухни выскочила перепуганная сестра. Она на ходу левой рукой придерживала полы халата, а правой бессознательно старалась привести в порядок взлохмаченные волосы. Кто пришел, Нина? Ответишь ты или нет?
— Ой, Люсенька, я не знаю. По-моему, мне домерещилось… Извини, испугалась я что-то. Не беспокойся… А звонок — это сорванцы балуются… наверное.
— Ну хорошо, хорошо. Идем завтракать, все готово. Не трясись так. Давай успокойся.
«Ну, дурочка, дуреха, — злился Яков на Нину, от кухонной двери наблюдая за тем, как сестры „принимают пищу“. — Подумаешь, под халат ей полез. Зачем нервничать-то? Ну где еще ты получишь мужскую ласку?.. Эх, Нинка, я ж о тебе думал, а не просто так. Ведь на твою-то полноту кто позарится? А я по доброте душевной… Ну что мне стоит…» И вдруг, вспомнив о собственном незавидном положении, Яков тяжко вздохнул. Перевел взгляд на изящную Люсю.
«Вот кому действительно не о чем беспокоиться. К такой всегда мужики липнут… Я, например». Он снова вздохнул.
— Слышишь? — Нина подняла голову. — Опять. Кран, что ли?
Яков придержал дыхание и на цыпочках вышел из кухни. По коридорчику прокрался к ванной, устроился на табурете, оставленном возле стиральной машины, и приготовился к ожиданию.
«Скорей бы уже», — мысленно поторопил он. Возбужденные нервы гнали по коже мурашей, и Яков был не в силах унять дрожь.
Через приоткрытую дверь он наконец услышал позвякивание посуды на кухне и приглушенный расстоянием и стенами разговор. Понял — позавтракали. Сейчас! Не сумев сдержать волнение, он встал, сделал два шага вперед, шаг назад. Замер. Ну же!
В ванной вспыхнул свет и сразу открылась дверь, впуская Люсю. У Якова дыхание пресеклось. Однако девушка здесь задержалась недолго; открыв кран и оставив воду наполнять ванну, она снова вышла. Свет продолжал гореть.
Дыхание у Якова вскоре восстановилось — и даже удалось кое-как расслабиться. Теперь он уже мог спокойней воспринимать окружающее. Его внимание приковала вода. Вода, упругой струей бьющая в дно ванны, и вода, покрывающая это дно прозрачным слоем — с пузырьками и волнами на поверхности. Яков дотронулся до воды и тут же отдернул руку, обжегшись.
