Похвала сладострастию - [7]

Конечно, жизнь, какой бы она ни была, ценнее всех наших идей и предубеждений, и кто знает — если некоторые проявления нашего идолопоклонства, таящиеся под спудом сформировавшегося на протяжении веков скептицизма, укоренились в самой глубине нашего существа и стали источником всех наших метаморфоз и всех наших свершений, всех проявлений нашего разума и эмоций (изобилие и разрастание в любом случае лучше бесплодия и увядания), — то не больше ли у них шансов считаться «благими», не больше ли у них оснований существовать, чем у всех разновидностей морали и религии?

Нужно быть столь религиозным, принимать столько религий, чтобы не оставаться чуждым ни одной, за исключением фанатизма.

Иногда словно огненная пощечина обрушивается на вас прямо посреди улицы, и напрасно вы оборачиваетесь в поисках нападавшего — он исчез.

Нет ничего более волнующего, чем эти встречи с существами из мифов и легенд, чья фамильярность колеблется между оскорблением и дружелюбием. Происхождение их загадочно. Может быть, это всего лишь воспоминания или полузабытые чудесные сны, которые вдруг в один миг обретают плоть, оживают. Или же какой-то демон мимоходом приветствует вас? Святой Павел описывал их как огненные вихри. Возможно, это похоже на встречу с кометой — она проносится мимо вас, и вы еще долгое время переживаете это потрясение, чувствуя ее ожог.

Красота и удовольствие

Иногда очевидность красоты скрывает от нас тайну плоти как таковой. Тот, кто обладает слабым темпераментом, нуждается в красоте как в некой разновидности приманки: в ее чарах, уловках, отговорках, что позволяют уклоняться от реальности, и в том душевном смятении, которое она дарит в качестве награды и в котором нет места сладострастию, ибо оно требует к себе внимания всех пяти чувств.

Присутствие рядом со мной обнаженного человека гораздо более ощутимо для меня, когда я закрываю глаза или поворачиваюсь к нему спиной.

Поскольку их встречные взгляды перехватывают или стесняют друг друга, любовники по-настоящему видят друг друга только тогда, когда один из них опускает глаза.

Слишком красивое лицо чаще всего мешает увидеть тело, как полуденное солнце мешает разглядеть окрестный пейзаж.

С. гораздо более красив телом, чем лицом. Никого другого мне не было так приятно созерцать обнаженным. К тому же он всегда умело напускает на себя несколько двусмысленный вид, словно у травести. Он становится собой лишь тогда, когда раздевается — ничто для него не выглядит более естественным. Для него это акт освобождения, празднество, на котором он триумфально выставляет напоказ все свое очарование, которое обычно с сожалением скрывает. Когда мы остаемся наедине, он мгновенно сбрасывает с себя одежду, и тогда человек исчезает, а взамен является божество.

Удовольствие и священнодействие

Что происходит во мне? Всеобъемлющий, глухой ужас возвещает о приближении Сакрального.

В лучшие дни наслаждение было для меня больше связано с восхищением, нежели с чувственностью. Оно походило на священнодействие, облекалось в преклонение по мере того как любовники мало-помалу уступали воздействию тайного экстаза, который преобразовывал каждого из них в глазах другого и проскальзывал в их жестах. Что до чувственности, это никому не ведомый язык, разговоры на котором имеют смысл только для богов.

Нежность и отвага, подобно двум рукам, возносят нас на такую высоту, где уже ничто не способно нас принизить — всё только придает нам сил. И мы сами возвышаем всё, что делаем, всё, что чувствуем.

Малейшая авантюра приобретает в наших глазах ту же важность, ту же значительность, что и мифы Религии — той нашей личной Религии, которая, при всем своем неправдоподобии, возможно, является единственно истинной.

В волнении, которое испытываешь при виде заповедных мест человеческого тела, нет ничего постыдного. Подобно тому как есть красота горных вершин, есть и красота темных бездн, и тот ужас, что охватывает вас при их созерцании, порой более патетичен, более вдохновляющ, чем любое восхищение чем-то возвышенным. Красота и величие совсем не обязательно отсутствуют в том, что считается приличным скрывать. Напротив, тайна, которой мы окружаем эти заповедные уголки наших тел, лишь добавляет им притягательности, близкой к преклонению. Свет, который их озаряет, не менее восхитителен, чем свет солнца, когда оно заглядывает в бездны.

Чувственность у некоторых людей отчасти связана с наиболее сакральными из всех таинствами. Есть нечто религиозное в том волнении, которое охватывает их при виде сексуального органа, чья странная форма включает в себя и скрывает в себе столько тончайших нервных волокон, образующих сложные сплетения, подобно корням мандрагоры.

В момент инициации удивление настолько сильно, что никакое другое, которое мы испытываем перед иными чудесами природы или творениями искусства, с ним не сравнится. Опьянение, приходящее ему вслед, чаще всего выражается в безнадежной попытке постичь эту самую жестокую из загадок бытия.

Чуть позже начинаешь полагать себя ближе к постижению этих тайн, но вот тогда-то и обманываешься. Когда мы видим в атрибутах любви лишь то, что они собой представляют, мы забываем о самой ее сути, которая в принципе не постижима.