— Окажите милость, проведите нас в кофейню. И тогда первую вашу чашку кофе оплатим мы.
Максим вздернул на лоб брови, улыбнулся и сказал:
— С условием, что за ликер для всех троих заплачу я.
— Ликер? — засомневалась лидерша. — Мы хотели выпить кофе со сливками и круассанами…
— Вы откажетесь от шартреза? — «ужаснулся» благодетель. — Ингредиенты для которого кропотливо собирали французские монахи? А потом выдерживали в дубовых бочках для получения божественного вкуса? Это невозможно!
— Ну, может быть совсем немножко, — уступила девушка.
— С кофе его помногу и не пьют, — успокоил былой завсегдатай кафе.
— Тогда прошу идти за мной. Но предварительно скажите мне ваши имена: вдруг швейцар что-то заподозрит и их у меня спросит?
— Меня зовут Лиза, — сказала миловидная, — а мою подругу Катя. А как ваше имя? Вдруг его спросят у нас?
— Максим Городецкий, — сказал попаданец с поклоном. — Дворянин, но почти без крепостных.
Швейцар на входе тоже был человек бывалый и, хоть словесно не препятствовал входу троицы, но фактически дорогу перекрыл.
Городецкий сунул пальцы в жилетный карман, достал полтинник и сунул швейцару в тотчас раскрытый кулак. И на смену тому явился метрдотель. К его чести, он провел посетителей внутрь кафе без слов, усадил за треугольный столик, покрытый белой скатертью, и отдал в руки кельнера. Этот малый залопотал сначала по-французски, но после слов Городецкого «мы русские, милый» поправился и предложил посмотреть меню — на французском все-таки языке. Макс просмотрел его, слова «chartrez» не нашел, но обнаружил «Curacao» и заказал стоящему рядом кельнеру 100 грамм ликера плюс три чашки кофе, но без сливок.
— Мы хотим со сливками… — умоляюще попросила Лиза.
— Будут вам и сливки и круассаны, но вторым эшелоном, — поднял руки бывалец. — Одно с другим смешивать не можно. А пока мы ждем заказ я хочу вас переименовать, Лиза. Дело в том, что у меня есть знакомая девушка с таким именем. Но так ведь можно запутаться! Позвольте я буду звать вас для себя Элиз? На французский манер?
— А кто только что сказал, что мы — русские? — запротестовала Лиза, но все же с улыбкой.
— В пылу полемики чего только не скажешь, — еще шире улыбнулся Максим, — чтобы пригвоздить оппонента. А вот и он, шустрый наш…
Открыв графинчик с оранжевым ликером, он разлил его по рюмкам, попробовал из своей на вкус и сказал:
— Натуральный, апельсиновый…
Потом попробовал кофе и тоже удовлетворился:
— Горячий и крепкий, то, что надо…
После чего взял в одну руку рюмку, в другую чашку и стал учить девушек смаковать то и другое.
— Сначала нужно влить в рот немножко ликера и дать ему обволочь язык и небо, ощутить его вкус. Потом проглотить и сразу запить глоточком кофе. Ах, какой контраст вкуса! Непередаваемый! А после того, как этот вкус улетучится, повторить процедуру снова и снова. Неплохо бы при этом еще курить сигарету, но чего нет, того нет. Ну, начали…
Начались вообще-то девичьи пищания и причитания (Ох, у меня перехватило дыхание! А у меня онемел язык! У меня горло не глотает…), которые Городецкий сурово пресекал:
— Терпеть! Не хныкать! Сейчас глотки привыкнут и будет все хорошо…
С грехом пополам ликер и кофе были выпиты всеми. И тут девушек стало на глазах развозить:
— Ха-ха-ха! — колокольчиком заливалась Катя. — Я пьяная!
— Катерина, не смей! — пыталась держать марку «Элиз». — Я тебя на себе не понесу!
— А я никуда еще не собираюсь. Щасс мы будем пить кофе со сливками…
— И пирожными, — добавил Городецкий. — Кельнер!
— Я здесь.
— Доставь три чашки кофе со сливками и три «наполеона». Надеюсь, такие у вас есть в ассортименте?
— А как же-с. Сей момент!
— Дуй, — благодушно сказал Городецкий и добавил для девушек:
— Я заменил круассаны на пирожные. Вы это переживете?
— Это очень дорого, — сказала Элиз и легонько икнула. Тотчас она испугалась, покраснела и протрезвела. Катя же возразила:
— Максим заплатит. Я не против. А мы потом его отблагодарим. И не перечь мне Лиза…
Глава пятая
В Ректорском доме
Впрочем, дополнительные чашки кофе и калорийные пирожные прогнали прочь легкое опьянение и на выходе из кафе девушки о «благодарности» уже не заикались и засобирались в свое ателье. Они и правда были модистками, выкроив неурочный час на нелегальное посещение кофейни.
Почему нелегальное? А не пускали в те годы девушек одних в общественные заведения! Тем не менее троица единодушно решила, что столь замечательно прошедшее знакомство надо поддерживать и потому девушки показали Максу, где находится их ателье (с изнаночной стороны Тверской улицы, в 100 м от кофейни) и просили заходить в обед (с 1 до 2-х) или после работы (в 8 часов).
— Сегодня не смогу, — предупредил Макс. — У меня в десять вечера назначена деловая встреча. А завтра вполне может быть…
Оставшееся до ночи время (около 5 часов) Городецкий провел на Пресненских прудах, неспешно плавая в лодке по их лабиринту. Там же и поужинал, завидев на пригорке полуоткрытый павильон с жующими горожанами, затратив на это в 5 раз меньше денег, чем в приснопамятной кофейне. В 9 вечера он стартовал к Моховой и к 10 был у подъезда Ректорского дома. Над подъездом тускло горел масляный фонарь, делающий ночную тьму вокруг еще более густой. Его отсвет попадал через окошечко в подъезд, так что по лестнице Максим прошел без спотыканий. На стук дверь открыл все тот же Виссарион, коротко кивнул и показал рукой на сидящего за столом, возле лампады человека. На мгновенье Городецкому показалось, что перед ним сидит Грибоедов — так похож был профиль Надеждина и его очки на знаменитый портрет гения. Но вот он повернулся анфас и впечатление это ослабло.
