Похититель детей - [88]

То, что Альфред до своей женитьбы на Грете носил фамилию Хайнрих, Карла не знала. А «Энрико» — это итальянское соответствие фамилии или имени «Хайнрих».

Солдат бундесвера все еще чихал, когда подъехал поезд. Он затормозил с оглушительным визгом, и Карла как раз хотела взять свой чемодан, когда солдат сделал шаг к ней, взял своими вымазанными соплями, липкими пальцами ее чемодан и сказал:

— Дайте-ка я занесу вам чемодан в вагон, никаких проблем.

Карла остолбенела. Но она ничего не смогла возразить и вымученно улыбнулась. Все равно уже слишком поздно: ручка чемодана была измазана соплями солдата.

Карла тащилась по поезду в поисках своего купе, солдат шел за ней по пятам. Когда она остановилась, чтобы еще раз посмотреть на плацкарту, солдат чуть не сбил ее с ног, потому что не ожидал, что она так внезапно остановится. В конце концов они пришли, и она с облегчением опустилась на свое место у окна. Солдат зашел за ней, забросил чемодан в багажную сетку прямо над ее головой и улыбнулся.

— Спасибо, — сказала Карла. — Очень любезно с вашей стороны.

Солдат снова улыбнулся и сел против Карлы.

— Могу остаться здесь. Места хватит.

Его нос был красным и мокрым, и он вытер его рукавом формы. Карла старалась не показать, насколько ей это противно, и нервно закрыла глаза.

Она была измучена. Утомлена ночными дежурствами у постели отца. Постоянными пробуждениями от сна, когда он стонал, жаловался или кричал. Когда звал ее, потому что наделал в памперсы или ему нужно было болеутоляющее средство.

За последние недели она не спала больше двух часов кряду. А теперь у нее было время. До Мюнхена еще шесть часов. Солдат был омерзителен, но она его не боялась. Он будет чихать, но больше ничего ей не сделает. Она дважды обернула ремешок сумочки вокруг запястья, зажала сумочку между талией и стенкой вагона, прижалась головой к висящей на крючке куртке и уснула.

Когда Карла незадолго до прибытия в Мюнхен проснулась, она была в купе одна. Солдат уже ушел, но он оставил ей привет, написав на запотевшем окне: «Счастливого пути».

50

Берлин, начало лета 2004 года

Когда Марайке открыла дверь, у нее было ощущение, что она пробежала марафонскую дистанцию. Сразу же за дверью она сняла обувь и повесила сумку в гардероб. Ее вызвали сегодня утром в половине шестого в Груневальд, Яген 17, потому что какой-то любитель утреннего бега нашел там мертвого человека. Она целый день занималась расследованием и только сейчас, после восьми вечера, по результатам вскрытия обнаружилось, что старик умер без посторонней помощи — от инфаркта. Целый день мучительной, изматывающей нервы работы — и все коту под хвост. Сейчас ей хотелось чуть-чуть перекусить, чуть-чуть посмотреть телевизор и забыть человека, который упал так неудачно, что застрял лицом в колючей проволоке.

— Ян! Эдда! Вы где? — крикнула она, снимая тонкий льняной блузон.

Дверь распахнулась, и мальчик лет одиннадцати бросился ей на шею:

— Хай, мама!

Марайке поцеловала его и взъерошила ему волосы.

— А где Эдда?

— У Моны. Но сказала, что в девять будет дома.

— Надеюсь. А Беттина?

— На родительском собрании, ты же знаешь.

— Точно. Совсем забыла.

Марайке пошла на кухню, Ян последовал за ней.

В холодильнике в кастрюле нашлись остатки куриного супа.

— Ты уже поужинал?

Ян кивнул.

— Беттина кое-что приготовила перед тем как уйти. Ах да, там у меня в комнате идет компьютерная игра, можно, я продолжу?

— Ну конечно. А как насчет домашнего задания?

— Все готово.

Ян исчез в своей комнате. Марайке поставила кастрюлю на плиту.

Тринадцать лет назад Беттине и Марайке удалось наконец удочерить трехлетнюю Эдду. Этому предшествовала шестилетняя борьба с официальными учреждениями. Один сотрудник управления по делам молодежи посчитал, что Марайке в свои сорок три года слишком стара, другой принципиально отказался дать возможность лесбийской паре усыновить ребенка. Каждый находил свою муху в варенье из параграфов, но Марайке и Беттине удалось с помощью упрямства, настойчивости и поддержки адвоката устранить все препятствия. В 1991 году они удочерили Эдду, а два года спустя — еще и годовалого Яна, что уже не представляло трудностей.

Беттина была на вершине счастья и в своей стихии. Она любила обоих детей до безумия и без труда совмещала их воспитание со службой в качестве школьной секретарши, в то время как Марайке почти не бывала дома и работала по двенадцать часов в день. Три года назад вся семья переехала в Берлин. Карстен Швирс, возглавлявший комиссию Нойкелльна по расследованию убийств, взял Марайке к себе в команду. Нельзя сказать, чтобы новые коллеги очень уж любили ее, но тем не менее уважали, потому что было ясно, что она заменит Карстена, который в следующем году собирался на пенсию.

Карстен и Марайке, кроме сугубо коллегиальных отношений, стали друзьями, но им так и не удалось раскрыть свое самое большое дело, когда неизвестный убил в Берлине-Нойкелльне, в Ханенмооре возле Брауншвейга и на острове Силт трех маленьких мальчиков и после смерти удалил у них верхние глазные зубы.

Пятнадцать лет назад серия убийств детей внезапно прекратилась. Карстен и Марайке считали, что преступник либо погиб, либо был арестован за какие-то другие дела, либо сбежал за границу, но тяжким грузом у них на душе лежало то, что они вынуждены были закрыть это дело, так и не найдя убийцу…