Поговорим о дыхании. Дар, который мы не ценим - [91]

Последняя перед смертью форма дыхания — агоническая. Когда прекращается поступление кислорода в головной мозг, тот пытается защитить дыхательный центр от перераздражения: отключает его функции, но инициирует отрывочные судорожные вдохи, чтобы протестировать на доступ к кислороду. Во всяком случае, так гласит теория, объясняющая механизм агонического дыхания. Из исследований медицины глубоководных погружений и высокогорной медицины известно, что гипоксия не воспринимается организмом как алармический сигнал удушья. Возможно, что она даже вызывает эйфорию. Но на окружающих производит тяжелое впечатление.

«Процесс умирания сугубо индивидуален, — заканчивает нашу беседу Сандра Делис. — Люди уходят так, как жили. Одни суетно, другие напоказ, одни осознанно, другие — по задуманному. Молодые сопротивляются особенно упорно. У них конечная стадия может длиться днями». Кто-то управляется минутами — зачем оттягивать неизбежное? Иные, прежде чем сдаться, наполняют легкие величественным последним вдохом. Есть пациенты, вообще не замечающие перехода, — просто слабый и долгий последний выдох. «Хорошо, когда пациенты уходят со вздохом облегчения», — заключает доктор паллиативной медицины.

Я желаю Зите легкого последнего вздоха — завершения долгой жизни.

Эпилог

Паллиативное отделение — не обязательно конечная станция. Пока мы с Сандрой Делис прощаемся в вестибюле, медсестра везет пациента на коляске к выходу. Он неизлечимо болен, но его состояние стабилизировали настолько, что больного могут отпустить домой. Я смотрю, как он под руку с женой пересекает двор, другой рукой обнимая комнатный цветок, который ему подарили постояльцы отделения, и надеюсь, что все мы можем отсрочить наш последний вздох. Это утешает. Хотя знаю, что Зита никогда больше не встанет с постели.

Год с лишним я занималась вопросами дыхания. Мне хотелось узнать о нем как можно больше. От людей, с которыми беседовала и за которыми наблюдала, я научилась многому. В первую очередь вот чему: можно, как я, совершать какое-то действие на протяжении сорока четырех лет и тем не менее иметь о нем лишь смутное представление. Но стоит заняться им интенсивнее, оно приобретает значение — и начинаешь им дорожить. То, что мы часто рассматриваем как неотъемлемое, может быть легко утрачено. Для меня, например, на грани чуда то, что наша планета имеет атмосферу, позволяющую нам дышать. Прозрачная и невидимая, она ускользает от обыденного восприятия, несмотря на свой объем. Нас окружает количество воздуха, в 38 000 раз превышающее содержание воды в океанах.

Воздух находится в постоянном движении, разносит мельчайшие частицы на тысячи километров. Недаром говорится: чтό выпускаем в него, то однажды вдохнем сами.

Мы, люди, рождаемся с богатейшим ассортиментом видов дыхания. И каждый из них — выражение наших физических и эмоциональных потребностей. В материнском чреве нас снабжает кислородом пуповина. Мы в тепле и уюте, а внешний мир — всего лишь отдаленный рокот. Как только воздух коснется нашей кожи, мы криком требуем внимания и заботы. Газовая смесь, которой отныне дышим, полна посланий для всех, у кого есть пасть, хоботок или усики-антенны. Сами мы получаем лишь их обрывки. Если бы люди не были отключены от этой части информации, насколько богаче и восхитительней был бы наш мир. Однако мы нашли свой, оригинальный способ коммуникации. Речь — это сознательно регулируемый характер дыхания. Звук голоса распространяется по воздуху, который нас окружает. Если нам не хватает дыхания, мы находим другие возможности быть услышанными. Пением мы можем дотянуться до сердец тех людей, с которыми иначе не могли бы общаться — например, из-за незнания языка или деменции слушателя. Тут всё наше существо начинает трепетать: положите ладони на грудь и спойте «99 воздушных шариков»[72] самым низким своим голосом — вы почувствуете, как вибрирует грудная клетка. В большинстве случаев модель нашего дыхания сходна с образцами в животном мире: вздохи и чихание, например, — хоть они и кажутся нам «слишком человеческими». Обезьяны смеются. Крысы тоже.

Дыхание выдает окружающим то, что происходит внутри нас. Но и меняет наше состояние: частое дыхание может подогреть страх, размеренное — успокоить его. Задержку дыхания одни воспринимают как тайм-аут, другие — угрожающе или возбуждающе. Когда мы контролируем дыхание, погружаясь в медитацию, то оказываем влияние на свой метаболизм — а подчас и меняем взгляд на мир. Чему я научилась, так это следующему: нет никакой трагедии, если мысли в голове не могут остановиться хотя бы на четыре вдоха-выдоха. Главное — продолжать при этом ровно дышать. Чувствовать, как воздух вливается в легкие и свободно выходит из них. Осознавать, как каждое наше дыхательное движение связывает внутреннее с внешним.

Пока мы сидим за компьютером, спим, играем в баскетбол, митохондрии в наших клетках неутомимо производят энергию. Питательные вещества для них поставляют растения, зачастую те же самые, что одаривают кислородом тканевое дыхание. Умирая, мы кое-что возвращаем зеленому миру — аутогенные запасы азота. Триллионы бактерий, архей, грибов и вирусов — наш персональный микробиом — разлагают после смерти ткани тела. При жизни эти микроорганизмы были нашей лучшей половиной. Теперь они — доверительные управляющие нашим наследством. Совместными трудами они преобразуют ценнейшие белки в аминокислоты. Выделяются газы: диоксид углерода, метан, кадаверин и путресцин. Бывшее некогда твердым испаряется. Так, восходя в воздух и уходя в землю, мы поддерживаем жизнь на этой планете.