Поговори со мной… - [44]
Какое-то время я просто сидел и прикидывал, как мне выпутаться из очень неприятной ситуации. Поэтому, как только поезд в очередной раз замедлил ход, моим первым желанием было просто спуститься вниз и добраться скорее до своего вагона.
Но оказалось, что на ходу спускаться в десять раз сложнее, чем забираться. И я оставил эту затею. Но, с другой стороны, ехать на крыше до Москвы – полное безумие!
Между тем поезд опять замедлил ход. Я выпрямился и заметил, что впереди тянутся платформы для сыпучих грузов. С них наверняка будет удобнее спуститься. Когда-то, еще в школе и институте, я довольно долго занимался легкой атлетикой, поэтому не сомневался, что прыжок нужной длины я вполне в состоянии совершить. Главное – преодолеть психологический барьер.
С барьерами оказалось все в порядке. Разогнавшись, я и в самом деле с большим запасом перепрыгнул на соседний вагон. Три других вагона дались проще. А далее… меня ожидали три новости. И только одна из них была плохая. Она заключалась в том, что перепрыгнуть на следующий вагон смог бы уже только опытный каскадер. А одна из хороших – на том вагоне, на котором я находился, обнаружилась удобная для спуска лестница из железной арматуры. Но третья новость мне понравилась еще больше. На платформе везли уголь!
Пока я размышлял, чего мне хочется больше – угля или кукурузы, поезд в очередной раз замедлил ход.
Вытянув шею, я пытался понять, из-за чего мне так повезло: далеко впереди горел красный маячок семафора. «Сейчас – или никогда!»
Я быстро спустился и побежал к своему вагону. Но глаза смотрели при этом, как у зайца, в разные стороны: один – на «родной вагон», другой – на спелые початки. И ноги как-то сами повернули в сторону початков. Обломив первые попавшиеся под руку кукурузины, я скорее рванул назад. И вдруг обнаружил, что поезд остановился!
Когда я запрыгнул в вагон – радости моей не было предела: несколько початков оказались молочно-нежными.
А поезд продолжал стоять! И семафор продолжал гореть красным светом. Решив, что мы ждем встречный, я вытряхнул один из мешков с капустой и вприпрыжку рванул в поле. На этот раз я смог себе позволить выбирать початки поспелее, так как семафор оставался у меня на виду. Довольно быстро наломав с полмешка кукурузы, я выгрузил ее и отправился за следующей порцией. Так мне удалось совершить около десяти рейдов – теперь я мог побаловать и своих «заключенных».
Где-то на десятом мешке я вспомнил про уголь. Но, к моему величайшему сожалению, впереди показался встречный поезд – это означало, что до угля в этот раз мне не добраться, придется ждать следующего семафора.
Антилопам кукуруза пришлась по душе, и они с большим аппетитом принялись хрумкать свежими початками.
А передо мной тем временем проносились поля. На одном из них шла жатва: ехали сразу три комбайна, а за ними двигались три машины. И три струи спелого зерна летели в кузова. Легкий ветер уносил длинный шлейф из соломенной пыли и шелухи.
Солнышко потихоньку катилось к закату. И было во всем увиденном что-то очень настоящее, правильное и торжественное.
После поля с комбайнами пошли яблочные сады, небольшие поселки. Поезд двигался не так быстро, и я боролся с искушением отправиться за яблоками. Правда, плодов на ветках оставалось не очень много. Основной урожай, судя по всему, уже собрали. Да и сами сады располагались далековато от железнодорожного полотна.
За штакетниками заборов посреди цветников или фруктовых деревьев стояли небольшие чистенькие домишки. Во многих дворах возле колодцев торчали симпатичные журавли.
Жизнь шла своим чередом. Все занимались повседневными делами, поэтому, кроме детей, на товарный поезд никто не обращал внимания. А дети всегда все видят, поэтому они с любопытством всматривались в каждый вагон и, заметив бородатого мужика, радовались, смеялись и махали руками. И я им в ответ тоже улыбался и махал рукой. Как правило, детишки полны естественной доброжелательности. Куда она потом девается, когда мы вырастаем?
Где-то впереди послышалась веселая песня под гармонь. Весьма горластые девки и бабы что-то пели про любовь, потом следовал куплет, который исполнял негромкий мужской баритон. Когда он заканчивал, гремел дружный хохот.
Наконец показалась празднично украшенная хата. В саду на деревьях висели воздушные шарики и разноцветные ленточки. Посреди двора стояли длинные столы, заставленные всякими блюдами с разными яствами, глиняные горшки и большие бутылки с очень знакомой мутноватой жидкостью. Свадьба была в разгаре. Невеста с женихом – посреди двора, справа от них – женский хор и гармонист (он же – баритон), а прямо перед ними отплясывали гости. Кто во что горазд. Один из гостей уже лежал на земле за забором, но еще пытался подняться.
А с другой стороны дома в голос плакала очаровательная девчушка. Ее успокаивали две подружки. Девушка изо всех сил пыталась вырваться, но они ее держали крепко.
Ближе к вечеру на закате я поджарил кукурузу над остывающими угольками. Оказалось неожиданно быстро. Варить ее надо несколько часов, а на углях буквально пять-десять минут – и деликатес готов. Такой вкусной кукурузы мне уже больше никогда попробовать не удавалось.
Книга – крик. Книга – пощёчина. Книга – камень, разбивающий розовые очки, ударяющий по больному месту: «Открой глаза и признай себя маленькой деталью механического города. Взгляни на тех, кто проживает во дне офисного сурка. Прочувствуй страх и сомнения, сковывающие крепкими цепями. Попробуй дать честный ответ самому себе: какую роль ты играешь в этом непробиваемом мире?» Содержит нецензурную брань.
К Пашке Стрельнову повадился за добычей волк, по всему видать — щенок его дворовой собаки-полуволчицы. Пришлось выходить на охоту за ним…
Можно ли стать богом? Алан – успешный сценарист популярных реалити-шоу. С просьбой написать шоу с их участием к нему обращаются неожиданные заказчики – российские олигархи. Зачем им это? И что за таинственный, волшебный город, известный только спецслужбам, ищут в Поволжье войска Новороссии, объявившей войну России? Действительно ли в этом месте уже много десятилетий ведутся секретные эксперименты, обещающие бессмертие? И почему все, что пишет Алан, сбывается? Пласты масштабной картины недалекого будущего связывает судьба одной женщины, решившей, что у нее нет судьбы и что она – хозяйка своего мира.
Автобиографическую эпопею мастера нон-фикшн Александра Гениса (“Обратный адрес”, “Камасутра книжника”, “Картинки с выставки”, “Гость”) продолжает том кулинарной прозы. Один из основателей этого жанра пишет о еде с той же страстью, юмором и любовью, что о странах, книгах и людях. “Конечно, русское застолье предпочитает то, что льется, но не ограничивается им. Невиданный репертуар закусок и неслыханный запас супов делает кухню России не беднее ее словесности. Беда в том, что обе плохо переводятся. Чаще всего у иностранцев получается «Княгиня Гришка» – так Ильф и Петров прозвали голливудские фильмы из русской истории” (Александр Генис).
Судьба иногда готовит человеку странные испытания: ребенок, чей отец отбывает срок на зоне, носит фамилию Блаженный. 1986 год — после Средней Азии его отправляют в Афганистан. И судьба святого приобретает новые прочтения в жизни обыкновенного русского паренька. Дар прозрения дается только взамен грядущих больших потерь. Угадаешь ли ты в сослуживце заклятого врага, пока вы оба боретесь за жизнь и стоите по одну сторону фронта? Способна ли любовь женщины вылечить раны, нанесенные войной? Счастливые финалы возможны и в наше время. Такой пронзительной истории о любви и смерти еще не знала русская проза!
В романе «Крепость» известного отечественного писателя и философа, Владимира Кантора жизнь изображается в ее трагедийной реальности. Поэтому любой поступок человека здесь поверяется высшей ответственностью — ответственностью судьбы. «Коротенький обрывок рода - два-три звена», как писал Блок, позволяет понять движение времени. «Если бы в нашей стране существовала живая литературная критика и естественно и свободно выражалось общественное мнение, этот роман вызвал бы бурю: и хулы, и хвалы. ... С жестокой беспощадностью, позволительной только искусству, автор романа всматривается в человека - в его интимных, низменных и высоких поступках и переживаниях.