Погода – это мы - [37]
– Нет, наверное, нет.
– И что, если бы он сказал тебе, что не собирается делать вообще ничего? Тогда ты спросил бы, есть ли у него надежда?
– Возможно, я спросил бы, верит ли он в чудо или просто смирился со смертью.
– Правильно. Если кто-то переживает угрожающий жизни кризис и выбирает не бороться с ним, спрашивать, есть ли у него надежда, это все равно что спросить, верит ли он в чудо или просто смирился со смертью, просто короче.
– Бывали минуты, когда написание этой книги вселяло в меня надежду, но по большей части я испытывал гнев и отчаяние.
– Баловался удовольствиями исподтишка, хе-хе.
– Надеждой?
– Да, и гнев с отчаянием туда же.
– Исподтишка?
– Не давая ничего взамен.
– Гнев и отчаяние теперь относятся к удовольствиям?
– Самым запретным. Как ты думаешь, почему та статья про конец света и глобальное потепление в «Нью-Йорк таймс» стала так популярна? Люди внезапно возжаждали знаний о климате? Нет, мы возжаждали наглядного описания ожидающего нас апокалипсиса. Он влечет нас так же, как влекут фильмы ужасов, автокатастрофы и хаос в сегодняшнем правительстве. И не притворяйся, что излагать самые мрачные сценарии развития событий не самая твоя любимая часть во всей этой писанине.
– Я и не притворяюсь.
– Признай, приятно указывать другим на их недостатки.
– Это несправедливо.
– Конечно, нет. Поэтому за все удовольствия исподтишка надо платить.
– Я уже два года пишу эту книгу, пытаясь убедить как можно больше людей изменить свои жизни. Это не считается?
– Этого недостаточно.
– А чего было бы достаточно?
– Измени свою собственную жизнь.
– Я знаю.
– Но?
– Я не знаю.
– Чего ты не знаешь?
– Есть ли что-нибудь более нарциссическое, чем верить, что твой собственный выбор повлияет на всех и каждого?
– Только одно: верить, что твой выбор не повлияет ни на кого. Как ты и объясняешь в предыдущих трех главах.
– Может быть, что все просто писанина. Еще одно запретное удовольствие. Изменение климата – это проблема уровня Китая или корпорации Exxon-Mobile. За 71 % выбросов парниковых газов отвечают всего сто корпораций[277]. Несправедливо перекладывать это бремя на отдельных людей.
– Если бы ты был ребенком, твоя одержимость справедливостью заслуживала бы восхищения.
– Забудь про справедливость. В свете того, что необходимо сделать, перекладывать ответственность на отдельных людей наивно и позволяет политикам и корпорациям сорваться с крючка.
– Но корпорации производят то, что мы покупаем, а фермеры выращивают то, что мы едим. Они совершают преступления от нашего имени. Кроме того, пусть многие и говорят о том, что изменение климата – проблема государств и корпораций, ни у кого нет плана, как повлиять на изменение государственной и корпоративной политики. А предавать плохих парней анафеме ничуть не действеннее, чем ходить на марши с хорошими.
«Мы должны что-то сделать». Сейчас эта фраза на языке у каждого, она стала неформальным лозунгом сегодняшнего дня. И при этом почти никто не делает ничего, кроме причитания, что нам нужно что-то сделать. Мы либо не знаем, что делать, либо не хотим этого делать. Поэтому мы просто блуждаем по полю боя, снова и снова стреляя холостыми в воздух: что-то, что-то, что-то…
– Но мы действительно можем кое-что сделать. Возможно, самое важное действие, которое отдельный человек может совершить для предотвращения глобального потепления, – это согласиться есть меньше продуктов животного происхождения, что оказывает подтвержденное и существенное влияние на окружающую среду и, если действовать коллективно, это дало бы культуре и рынку гораздо более мощный толчок, чем любой марш.
– Да будет так.
– Я не знаю.
– Чего ты не знаешь?
– Я уже изменился, пока писал эту книгу. Я могу представить, как даю интервью на радио и в газетах, пишу авторские колонки, провожу публичные чтения по всему миру. Я могу представить, как исподтишка предаюсь удовольствию праведности, а потом возвращаюсь в отель после одного из таких чтений и за закрытой дверью съедаю гамбургер – предаюсь исподтишка еще одному удовольствию. Как думаешь, существует ли что-то более жалкое?
– Картинка не очень. Но я могу представить много более жалких сценариев, например, если бы тебе было наплевать на правду или слишком страшно ее узнать. Или если бы ты знал правду, но тебе было бы все равно или слишком лень что-то предпринимать. Или если бы ты попытался, но не испытал бы угрызений совести, если бы у тебя ничего не получилось.
– Меня всегда бесило, что мой друг, коллега по писательскому цеху и, более того, горячий защитник окружающей среды отказался читать мою книгу «Мясо. Eating Animals». Меня это расстраивает, потому что он – чуткий мыслитель, которого заботит сохранение природы и который об этом пишет. И если даже он отказывается хотя бы узнать о связи между тем, что мы едим, и экологией, велика ли надежда, что сотни миллионов людей изменят свои многолетние привычки?
– Почему он отказался ее читать?
– Он сказал, что боится читать эту книгу, потому что знает, она потребует от него изменения, на которое он не способен.
– Поздравляю, ты лучше своего друга. Должно быть, указав на его недостатки, ты облегчил свою вину по поводу собственных. И, раз уж мы заговорили о твоем нарциссизме, зачем ты называешь себя жалким?
От издателя: "Полная иллюминация" — это роман, в котором иллюминация наступает не сразу. Для некоторых — никогда. Слишком легко пройти мимо и не нащупать во тьме выключателей. И еще прошу: приготовьтесь к литературной игре. Это серьезная книга, написанная несерьезным человеком, или наоборот. В общем, как скажет один из героев: "Юмор — это единственный правдивый способ рассказать печальный рассказ".
Новый роман Фоера ждали более десяти лет. «Вот я» — масштабное эпическое повествование, книга, явно претендующая на звание большого американского романа. Российский читатель обязательно вспомнит всем известную цитату из «Анны Карениной» — «каждая семья несчастлива по-своему». Для героев романа «Вот я», Джейкоба и Джулии, полжизни проживших в браке и родивших трех сыновей, разлад воспринимается не просто как несчастье — как конец света. Частная трагедия усугубляется трагедией глобальной — сильное землетрясение на Ближнем Востоке ведет к нарастанию военного конфликта.
Благодаря Фоеру становятся очевидны отвратительные реалии современной индустрии животноводства и невероятное бездушие тех, кто греет на этом руки. Если Вы и после прочтения этой книги продолжите употреблять в пищу животных, то Вы либо бессердечны, либо безумны, что ужасно само по себе. Будучи школьником, а затем и студентом, Джонатан Сафран Фоер неоднократно колебался между всеядностью и вегетарианством. Но на пороге отцовства он наконец-то задумался всерьез о выборе правильной модели питания для своего будущего ребенка.
Перед вами грустная, а порой, даже ужасающая история воспоминаний автора о реалиях белоруской армии, в которой ему «посчастливилось» побывать. Сюжет представлен в виде коротких, отрывистых заметок, охватывающих год службы в рядах вооружённых сил Республики Беларусь. Драма о переживаниях, раздумьях и злоключениях человека, оказавшегося в агрессивно-экстремальной среде.
Выпускник театрального института приезжает в свой первый театр. Мучительный вопрос: где граница между принципиальностью и компромиссом, жизнью и творчеством встает перед ним. Он заморочен женщинами. Друг попадает в психушку, любимая уходит, он близок к преступлению. Быть свободным — привилегия артиста. Живи моментом, упадет занавес, всё кончится, а сцена, глумясь, подмигивает желтым софитом, вдруг вспыхнув в его сознании, объятая пламенем, доставляя немыслимое наслаждение полыхающими кулисами.
Эта повесть или рассказ, или монолог — называйте, как хотите — не из тех, что дружелюбна к читателю. Она не отворит мягко ворота, окунув вас в пучины некой истории. Она, скорее, грубо толкнет вас в озеро и будет наблюдать, как вы плещетесь в попытках спастись. Перед глазами — пузырьки воздуха, что вы выдыхаете, принимая в легкие все новые и новые порции воды, увлекающей на дно…
Ник Уда — это попытка молодого и думающего человека найти свое место в обществе, которое само не знает своего места в мировой иерархии. Потерянный человек в потерянной стране на фоне вечных вопросов, политического и социального раздрая. Да еще и эта мистика…
Футуристические рассказы. «Безголосые» — оцифровка сознания. «Showmylife» — симулятор жизни. «Рубашка» — будущее одежды. «Красное внутри» — половой каннибализм. «Кабульский отель» — трехдневное путешествие непутевого фотографа в Кабул.
Книга Сергея Зенкина «Листки с электронной стены» — уникальная возможность для читателя поразмышлять о социально-политических событиях 2014—2016 годов, опираясь на опыт ученого-гуманитария. Собранные воедино посты автора, опубликованные в социальной сети Facebook, — это не просто калейдоскоп впечатлений, предположений и аргументов. Это попытка осмысления современности как феномена культуры, предпринятая известным филологом.
На маленьком рыбацком острове Химакадзима, затерянном в заливе Микава, жизнь течет размеренно и скучно. Туристы здесь – редкость, достопримечательностей немного, зато местного колорита – хоть отбавляй. В этот непривычный, удивительный для иностранца быт погружается с головой молодой человек из России. Правда, скучать ему не придется – ведь на остров приходит сезон тайфунов. Что подготовили героям божества, загадочные ками-сама, правдивы ли пугающие легенды, что рассказывают местные рыбаки, и действительно ли на Химакадзиму надвигается страшное цунами? Смогут ли герои изменить судьбу, услышать собственное сердце, понять, что – действительно бесценно, а что – только водяная пыль, рассыпающаяся в непроглядной мгле, да глиняные черепки разбитой ловушки для осьминогов… «Анаит Григорян поминутно распахивает бамбуковые шторки и объясняет читателю всякие мелкие подробности японского быта, заглядывает в недра уличного торгового автомата, подслушивает разговор простых японцев, где парадоксально уживаются изысканная вежливость и бесцеремонность – словом, позволяет заглянуть в японский мир, японскую культуру, и даже увидеть японскую душу глазами русского экспата». – Владислав Толстов, книжный обозреватель.
В основе нового, по-европейски легкого и в то же время психологически глубокого романа Алексея Поляринова лежит исследование современных сект. Автор не дает однозначной оценки, предлагая самим делать выводы о природе Зла и Добра. История Юрия Гарина, профессора Миссурийского университета, высвечивает в главном герое и абьюзера, и жертву одновременно. А, обрастая подробностями, и вовсе восходит к мифологическим и мистическим измерениям. Честно, местами жестко, но так жизненно, что хочется, чтобы это было правдой.«Кира живет в закрытом северном городе Сулиме, где местные промышляют браконьерством.
Юн Фоссе – известный норвежский писатель и драматург. Автор множества пьес и романов, а кроме того, стихов, детских книг и эссе. Несколько лет назад Фоссе заявил, что отныне будет заниматься только прозой, и его «Трилогия» сразу получила Премию Совета северных стран. А второй романный цикл, «Септология», попал в лонг-лист Букеровской премии 2020 года.«Фоссе говорит о страстях и смерти, и он ищет в них вневременной смысл, поэтому пишет отрешенно и сочувственно одновременно, а это редкое умение». – Ольга ДроботАсле и Алида поздней осенью в сумерках скитаются по улицам Бьергвина в поисках ночлега.
Новинка от Эмили Сент-Джон Мандел вошла в список самых ожидаемых книг 2020 года и возглавила рейтинги мировых бестселлеров. «Стеклянный отель» – необыкновенный роман о современном мире, живущем на сумасшедших техногенных скоростях, оплетенном замысловатой паутиной финансовых потоков, биржевых котировок и теневых схем. Симуляцией здесь оказываются не только деньги, но и отношения, достижения и даже желания. Зато вездесущие призраки кажутся реальнее всего остального и выносят на поверхность единственно истинное – груз боли, вины и памяти, которые в конечном итоге определят судьбу героев и их выбор.На берегу острова Ванкувер, повернувшись лицом к океану, стоит фантазм из дерева и стекла – невероятный отель, запрятанный в канадской глуши.