Погода – это мы - [39]
– Он переоделся евреем – надел желтую нарукавную повязку, нашил звезду Давида, – чтобы пробраться в варшавское гетто и собрать документальные свидетельства условий, в которых там жили. Он проник в нацистский лагерь смерти[278], чтобы сообщить всему миру правду о том, что там происходит. Да, он сделал достаточно.
– А как насчет твоей бабушки?
– Я уверен, что она бы с этим согласилась.
– Я не это имею в виду. Это может быть жестоко, даже безнравственно, но… твоя бабушка сделала достаточно?
– Не надо.
– Но она сделала достаточно?
– Хватит.
– Она бежала из своего местечка, потому что знала, что «должна что-то сделать». Она знала. Ее сестра пошла ее проводить, отдала твоей бабушке свою единственную пару туфель и сказала: «Тебе так везет, что ты едешь». Это же просто другой способ сказать: «Возьми меня с собой». Возможно, ее сестра была слишком молода для такого путешествия, и взять ее с собой означало гибель для них обеих. Возможно, в то время вера твоей бабушки была вовсе не настолько сильной, какой мы ее теперь считаем. Но ты грезишь о том, как ходил бы от дома к дому в ее местечке, хватал бы каждого оставшегося и кричал ему в лицо: «Ты должен что-нибудь сделать!» Почему твоя бабушка не крикнула им в лицо?
– Потому что это за пределами человеческих возможностей.
– Согласна. Это за пределами человеческих возможностей.
– Так зачем ты задала этот вопрос?
– Потому что договориться о том, чего от человека нельзя требовать, напоминает нам о том, чего требовать можно. Мы можем расходиться во мнении о том, что именно мог бы сделать Франкфуртер, но мы согласны в том, что он мог бы сделать больше, чем сделал.
– Да.
– Теперь представь, как ты ешь гамбургер у себя в номере.
– Я чувствую себя посмешищем…
– Перестань говорить мне, что ты чувствуешь. Скажи, что ты можешь сделать.
– Конечно, я могу есть меньше животных продуктов. И, конечно, мне не стоит оставлять попытки из-за страха оказаться непоследовательным. Прямо сейчас я чувствую настоящую надежду, но…
– Перестань говорить мне, что ты чувствуешь.
– Но это из-за нашего разговора. С воспоминаниями об исторических травмах и на фоне такого пристрастного допроса моя нужда в маленьких каждодневных изменениях и моя способность их осуществить просто очевидны. Но я знаю, что будет дальше: пройдет время, я потеряю ориентиры, перестану оценивать свои жертвы в масштабе мировой катастрофы и снова начну сравнивать свою жизнь с ней самой. И не важно, что я знаю и чего хочу, я окажусь там, откуда начинал.
– Не надо так.
– Не надо сдаваться?
– Заострять внимание на надежде.
– Но это мотивирует.
– Конечно, когда у тебя есть надежда. Но если ты не полный невежда по части изменения климата и не питаешь никаких иллюзий, то чаще всего надежды у тебя нет. И что тогда? Если твой основной стимул – надежда, то тебе предстоит двигать яхту веслами в штиль, смотреть на поникший парус и ждать, пока он наполнится ветром и освободит тебя от бремени, которое кажется несправедливым. У Ноева ковчега не было паруса, и у нашего тоже нет. Легче прилагать усилия, зная, что никто и ничто нам не поможет.
– Я не уверен, что у меня хватит энергии продолжать это всю свою жизнь. Дело не только в гребле, а в том, что приходится грести против течения. Я думаю о тысяче завтраков и обедов, которые мне предстоят, и о том, что ни один из них не получится съесть бездумно, без борьбы с искушением, без риска вызвать косые взгляды.
– Вместо того чтобы думать о будущих завтраках с обедами, сосредоточься на ближайшем из них. Не отказывайся от гамбургеров навсегда. Просто в этот раз выбери что-нибудь другое. Трудно менять многолетние привычки, но поменять один обед вовсе не трудно. Со временем твой выбор станет новой привычкой.
– Так почему же за тридцать лет мне не стало проще соблюдать вегетарианство? Почему стало только труднее? Сейчас меня тянет на мясо больше, чем когда-либо с тех пор, как я стал вегетарианцем.
– Это так ужасно?
– Да, когда я поддаюсь искушению.
– Сколько раз ты ел мясо за последние десять лет?
– Не знаю. Раз двадцать?
– Это больше, чем ты предположил в начале книги.
– Тогда это было для разогрева.
– Давай скажем, что ты ел мясо сто раз.
– Столько раз нет.
– Хорошо, значит, ты ел его двести раз. За последние 10 950 завтраков, обедов и ужинов ты оплошал всего двести раз. Общий уровень твоего успеха равен 98 %.
– Я не ел его почти двести раз.
– Спрашиваешь, почему не стало легче? А я спрошу, почему было так легко.
– Потому что я говорю с тобой.
– Это как в той предсмертной записке, в «Споре с душой», только нам надо постараться, чтобы этот разговор никогда не кончался.
– А я хочу, чтобы он закончился. Хочу решить это раз и навсегда, как решил не убивать, не красть и не мусорить. Некоторые становятся веганами и больше об этом не думают. Для некоторых это так же просто, как не быть поджигателями – настолько очевидно и правильно, что не требует даже мыслей, не говоря уже о борьбе. Но когда дело касается еды, я всегда возвращаюсь к тому, с чего начинал.
– Ты слышал кое-что про акул?
– Что им нужно непрерывно двигаться или они умрут?
– Именно. Но это правда только в отношении некоторых видов акул. Большинству из них не нужно постоянно плыть, чтобы дышать.
От издателя: "Полная иллюминация" — это роман, в котором иллюминация наступает не сразу. Для некоторых — никогда. Слишком легко пройти мимо и не нащупать во тьме выключателей. И еще прошу: приготовьтесь к литературной игре. Это серьезная книга, написанная несерьезным человеком, или наоборот. В общем, как скажет один из героев: "Юмор — это единственный правдивый способ рассказать печальный рассказ".
Новый роман Фоера ждали более десяти лет. «Вот я» — масштабное эпическое повествование, книга, явно претендующая на звание большого американского романа. Российский читатель обязательно вспомнит всем известную цитату из «Анны Карениной» — «каждая семья несчастлива по-своему». Для героев романа «Вот я», Джейкоба и Джулии, полжизни проживших в браке и родивших трех сыновей, разлад воспринимается не просто как несчастье — как конец света. Частная трагедия усугубляется трагедией глобальной — сильное землетрясение на Ближнем Востоке ведет к нарастанию военного конфликта.
Благодаря Фоеру становятся очевидны отвратительные реалии современной индустрии животноводства и невероятное бездушие тех, кто греет на этом руки. Если Вы и после прочтения этой книги продолжите употреблять в пищу животных, то Вы либо бессердечны, либо безумны, что ужасно само по себе. Будучи школьником, а затем и студентом, Джонатан Сафран Фоер неоднократно колебался между всеядностью и вегетарианством. Но на пороге отцовства он наконец-то задумался всерьез о выборе правильной модели питания для своего будущего ребенка.
Перед вами грустная, а порой, даже ужасающая история воспоминаний автора о реалиях белоруской армии, в которой ему «посчастливилось» побывать. Сюжет представлен в виде коротких, отрывистых заметок, охватывающих год службы в рядах вооружённых сил Республики Беларусь. Драма о переживаниях, раздумьях и злоключениях человека, оказавшегося в агрессивно-экстремальной среде.
Выпускник театрального института приезжает в свой первый театр. Мучительный вопрос: где граница между принципиальностью и компромиссом, жизнью и творчеством встает перед ним. Он заморочен женщинами. Друг попадает в психушку, любимая уходит, он близок к преступлению. Быть свободным — привилегия артиста. Живи моментом, упадет занавес, всё кончится, а сцена, глумясь, подмигивает желтым софитом, вдруг вспыхнув в его сознании, объятая пламенем, доставляя немыслимое наслаждение полыхающими кулисами.
Эта повесть или рассказ, или монолог — называйте, как хотите — не из тех, что дружелюбна к читателю. Она не отворит мягко ворота, окунув вас в пучины некой истории. Она, скорее, грубо толкнет вас в озеро и будет наблюдать, как вы плещетесь в попытках спастись. Перед глазами — пузырьки воздуха, что вы выдыхаете, принимая в легкие все новые и новые порции воды, увлекающей на дно…
Ник Уда — это попытка молодого и думающего человека найти свое место в обществе, которое само не знает своего места в мировой иерархии. Потерянный человек в потерянной стране на фоне вечных вопросов, политического и социального раздрая. Да еще и эта мистика…
Футуристические рассказы. «Безголосые» — оцифровка сознания. «Showmylife» — симулятор жизни. «Рубашка» — будущее одежды. «Красное внутри» — половой каннибализм. «Кабульский отель» — трехдневное путешествие непутевого фотографа в Кабул.
Книга Сергея Зенкина «Листки с электронной стены» — уникальная возможность для читателя поразмышлять о социально-политических событиях 2014—2016 годов, опираясь на опыт ученого-гуманитария. Собранные воедино посты автора, опубликованные в социальной сети Facebook, — это не просто калейдоскоп впечатлений, предположений и аргументов. Это попытка осмысления современности как феномена культуры, предпринятая известным филологом.
На маленьком рыбацком острове Химакадзима, затерянном в заливе Микава, жизнь течет размеренно и скучно. Туристы здесь – редкость, достопримечательностей немного, зато местного колорита – хоть отбавляй. В этот непривычный, удивительный для иностранца быт погружается с головой молодой человек из России. Правда, скучать ему не придется – ведь на остров приходит сезон тайфунов. Что подготовили героям божества, загадочные ками-сама, правдивы ли пугающие легенды, что рассказывают местные рыбаки, и действительно ли на Химакадзиму надвигается страшное цунами? Смогут ли герои изменить судьбу, услышать собственное сердце, понять, что – действительно бесценно, а что – только водяная пыль, рассыпающаяся в непроглядной мгле, да глиняные черепки разбитой ловушки для осьминогов… «Анаит Григорян поминутно распахивает бамбуковые шторки и объясняет читателю всякие мелкие подробности японского быта, заглядывает в недра уличного торгового автомата, подслушивает разговор простых японцев, где парадоксально уживаются изысканная вежливость и бесцеремонность – словом, позволяет заглянуть в японский мир, японскую культуру, и даже увидеть японскую душу глазами русского экспата». – Владислав Толстов, книжный обозреватель.
В основе нового, по-европейски легкого и в то же время психологически глубокого романа Алексея Поляринова лежит исследование современных сект. Автор не дает однозначной оценки, предлагая самим делать выводы о природе Зла и Добра. История Юрия Гарина, профессора Миссурийского университета, высвечивает в главном герое и абьюзера, и жертву одновременно. А, обрастая подробностями, и вовсе восходит к мифологическим и мистическим измерениям. Честно, местами жестко, но так жизненно, что хочется, чтобы это было правдой.«Кира живет в закрытом северном городе Сулиме, где местные промышляют браконьерством.
Юн Фоссе – известный норвежский писатель и драматург. Автор множества пьес и романов, а кроме того, стихов, детских книг и эссе. Несколько лет назад Фоссе заявил, что отныне будет заниматься только прозой, и его «Трилогия» сразу получила Премию Совета северных стран. А второй романный цикл, «Септология», попал в лонг-лист Букеровской премии 2020 года.«Фоссе говорит о страстях и смерти, и он ищет в них вневременной смысл, поэтому пишет отрешенно и сочувственно одновременно, а это редкое умение». – Ольга ДроботАсле и Алида поздней осенью в сумерках скитаются по улицам Бьергвина в поисках ночлега.
Новинка от Эмили Сент-Джон Мандел вошла в список самых ожидаемых книг 2020 года и возглавила рейтинги мировых бестселлеров. «Стеклянный отель» – необыкновенный роман о современном мире, живущем на сумасшедших техногенных скоростях, оплетенном замысловатой паутиной финансовых потоков, биржевых котировок и теневых схем. Симуляцией здесь оказываются не только деньги, но и отношения, достижения и даже желания. Зато вездесущие призраки кажутся реальнее всего остального и выносят на поверхность единственно истинное – груз боли, вины и памяти, которые в конечном итоге определят судьбу героев и их выбор.На берегу острова Ванкувер, повернувшись лицом к океану, стоит фантазм из дерева и стекла – невероятный отель, запрятанный в канадской глуши.