Поэзия США - [163]

Где плакала в тени Алиса, ибо

Той тени не могла сказать спасибо.

4

При том отнюдь блаженства не вкусил

Линней в апоплексическом ударе,

Когда, теснимый тьмою, упустил

Сладчайшую латынь земных начал,

Камней, растений, тварей —

Он их кустистой мыслью обнимал

И вдруг забыл названья

И собственное имя позабыл.

Итак, хвала тому живому знанью,

Что, запросто зайдя на огонек,

Приносит нам веселье и намек,

5

Но слава и Копернику, который,

Постигнув Солнце, шар пустил земной

Вращаться и, на выводы не скорый,

Вернулся в мир квадрантов и абстрактов,

Рискнув войти с мечтой

В проверочное отделенье фактов;

Америке — виват

За пробуждение, море крови, споры

На целый век, чтоб мы, усвоив взгляд,

Что негры тоже люди, вдруг вернули

Смысл сказанному в этот день июля.

КОТТЕДЖ-СТРИТ, 1953 [138] © Перевод А. Сергеев

На фоне пестрой ширмы Эдна Уорд

Приподняла китайский чайник с чаем:

— Вам, знаю, крепкий. Вам — наоборот.

С лимоном? С молоком? — Мы отвечаем.

Мы — вспугнутая миссис Плат и дочь,

Глядящая в пространство мимо чашки,

Жена и я, обязанный помочь.

Как тянется визит постыдно-тяжкий!

Мой долг — хвалить известность и печать,

Плести про жизнь поэтов небылицы,

Чтоб Сильвию у края удержать:

Она хотела с жизнью распроститься.

Я — как слабак-спасатель на песке,

Волной отброшен и уже не нужен,

Гляжу, как, захлебнувшись вдалеке,

Глядит пловчиха парою жемчужин.

Велик ее отказ, велик попрек.

А мы твердим любезно и некстати

Слова о жизни в летний файфоклок,

Который сам замешан на закате.

И Эдна Уорд через пятнадцать лет,

Когда ей будет чуть не девяносто,

На скорбь и слезы наложив запрет,

Подаст нам руку благодатно-просто.

И Сильвию переживет — ведь той

Дано всего лет десять кропотливых,

Чтоб научиться и пробить отбои

В стихах прекрасных и несправедливых.

ПИСАТЕЛЬНИЦА © Перевод А. Сергеев

У себя, на корме дома,

В разбросанном свете ломящихся в окна лип

Моя дочь пишет рассказ.

Я медлю на трапе, слушаю

Сквозь закрытую дверь, как пишущая машинка

Грохочет якорной цепью.

Подросток, а все же ноша

Ее жизни уже тяжелый, опасный груз:

Счастливого ей плавания!

Но теперь медлит она,

Точно спорит с банальным моим пожеланием.

В разрастающейся тишине

Весь дом как будто задумался,

И вновь она разражается сбивчивым стуком

Машинки и вновь умолкает.

Помню, шальная синица

Два года назад застряла в ее комнате;

Мы боялись ее напугать,

Прокрались, подняли раму

И сквозь щель в двери отчаянный час следили,

Как яркая, гладкая, дикая

Птица билась о стекла

Закрытых окон, и падала, как перчатка,

На пол или на стол,

И, нахохленная, в крови,

Собиралась с силами. Как мы вздохнули,

Когда она вдруг уверенно

Вспорхнула со спинки стула

И влетела в окно, открытое над порогом вселенной

Я забываю, милая,

Что это всегда вопрос

Жизни и смерти. Желаю тебе того же,

Чего всегда, но сильнее.

СНЕГ В АПРЕЛЕ © Перевод А. Сергеев

Бывает, зимы медлят

С уходом, белый тлен

Нас хлещет, землю солит,

Как Карфаген.

Но этот тихий, чистый

Слепящий хоровод

Похож не на прощанье,

А на приход.

Снежинки не сгибают

Ракитник у реки,

Но сеются сквозь сучья,

Как лепестки,

Или, взмывая к небу,

Мешают свет и тень,

Как вяз под ветром в яркий

Июльский день.

Мне кажется, что снегу

Тогда лишь будет край,

Когда поляны кашкой

Покроет май,

Что в зябком воздухе витает молочай.

5 АПРЕЛЯ 1974 © Перевод А. Сергеев

В тумане лес, овраг в снегу —

Но что случилось на лугу?

Казалось, больше не мертва

К земле примерзшая трава,

Но, как под ветром, в летний зной

Гуляет медленной волной.

Что значит эта зыбь земли?

Быть может, мы уже зашли

Так далеко, что сам закон

Природы кем-то отменен?

Потусторонний, как кошмар,

Над лугом извивался пар,

Знакомую смущая глушь.

Восставший из стоячих луж

И льдистой, снежной их каймы,

Он означал конец зимы

И уходивший ввысь мороз —

Так ум, привыкший жить всерьез,

Смущеньем вдруг смягчит черты.

Здесь будут, я сказал, цветы.

ЧЕРНАЯ БЕРЕЗА © Перевод А. Сергеев

Березу по коре узнать не просто,

Так глубоко растрескалась береста,

Так потемнела, что глядит в мороз

Сплошным скопленьем пятен и полос.

Не ствол в мечтах рисуется упрямо,

Но мозаичная колонна храма,

И Ара Цели или Латеран

От старости скорбят в снегу полян.

Но не мудри и душу не печаль ты —

Все эти раны, борозды и смальты

Не внутренний упадок старины,

Они извне на ствол привнесены.

Тут каждый год приходит обновленье,

Прирост кольца, обхвата расширенье,

Тут все искусство, смысл и благодать —

Созреть, растрескаться и устоять.

ДЖОН ЧЕПМЕН [139] © Перевод А. Сергеев

На западе, где, перейдя границу

На Ликинг-крик или на Брокенстроу,

Фургоны увязали по ступицу

И обретали рай для топоров,

Джон Чепмен на порубках первым делом

Радел о нуждах первых посельчан,

И половина ферм покрылась белым

Цветеньем яблонь из его семян.

Он выбрал не искусство — Божью милость,

Ни саженца ни разу не привив.

И что же в результате получилось?

Не яблочного золота налив,

Какой феаки или геспериды

Знавали, не плоды полночных стран,

Упорные знакомые гибриды —

Бен Девис, Чендлер, Граймз и Джонатан,

Но малус-малус, с дней Грехопаденья

В Евразии прижившийся дичок,

Уродливый заморыш с жидкой тенью,

Досадный и горчащий, как упрек.

Джон Чепмен, встань из гроба, чтобы всходы

Твоих надежд сбылись для бытия.

А что до нас — мы крапчатой породы

В стране куда дичее, чем твоя,