Поэзия США - [145]

Маслины глянцем, апельсины лоском,

Листья камелии прозрачным воском,

Яркости крыш вернет былую силу,

Хлынет в сады, природы явит мощь,

Долину затопив, подобно Нилу.

РЭНДАЛЛ ДЖАРЕЛЛ

ЗАБОЛЕВШИЙ МАЛЬЧИШКА © Перевод А. Кистяковский

Вот идет почтальон. А я в кровати лежу.

— Ты принес мне сегодня письмо, почтальон?

(Это так, понарошку: я хвораю, лежу.)

— Ну конечно, принес, — отвечает мне он.

— Тут говорится, что ты президент

Этой вот — видишь названье? — республики,

И надо сразу же написать ответ…

— Да ведь мне нездоровится, — шепчу я в испуге.

— А какое, — спрашивает меня почтальон, —

Ты хочешь письмо? Я доставлю любое.

— Да нет, спасибо, — отвечаю. И он,

Смущенно простившись, потихоньку уходит.

Мне хочется не того, что я могу захотеть,

Мне хочется… пусть бы на недалекой звезде —

Чтоб им было легко и недолго лететь —

Вдруг взлетел звездолет и сел прямо здесь

И они мне подумали бы… Эх, нет, не то:

Ведь я уже придумал про это. А мне

Хочется чего-нибудь, не похожего ни на что…

Всё, о чем не додуматься! Думай обо мне!

ИГРА В ЗАЛЬЦБУРГЕ © Перевод А. Кистяковский

Немцы и австрийцы часто играют с маленькими детьми в эту неприхотливую игру — ребенок, обращаясь к взрослому, повторяет немного тревожным, как бы вопрошающим тоном: «Вот я», а взрослый, словно бы успокаивая ребенка, подтверждает: «Ты здесь». Мне кажется, что если б состоялся разговор мира с Богом, он прозвучал бы именно так.

За мячами бегает девчушка в лохмотьях;

Партнер по теннису — он в форменных шортах,

                       с полустертой надписью ВП на рубахе —

Бывший офицер Африканского корпуса.

(Мне помнятся его отрывистые слова:

Aber[125], в Колорадо отправленным быть для военнопленного

                                                      привилегия есть.)

Аккуратные аллеи, карусели, киоски,

В отдалении — серебристо-зеленая речка,

Вечнозеленые склоны холмов и заснеженные горы,

                                              замкнувшие горизонт, —

Военный лагерь перемещенных лиц

В старинном парке Франца-Иосифа.

Горы скрываются за серыми облаками, наползает сумрак,

И начинается дождь.

                                   На просторной веранде виллы Romana

Трехлетняя девочка слизывает шербет

С деревянной ложки.

                                               Я съел свою порцию,

И она говорит мне шепотом: Hier bin i.

Da bist du, — отвечаю девочке я.

Я неспешно еду на велосипеде по улицам:

Девичьи косы, накидки — мимо,

Принимаю ванну, спускаюсь вниз — четыре марша

                                                    мраморной лестницы:

Сани Марии-Терезии — мимо,

Колокольчики вьюнков на доме садовника,

Тропка в саду, я бреду вдоль озера,

С озера летит невесомая стрекоза,

Тяжко ворочаясь, воркуют голуби,

Липовая листва шелестит под ногами,

А сверху смотрят темноликие нимфы

В драных саванах мохнатого мха,

Как тонет в трясине каменный конь.

Но вот из туч выкатывается солнце,

И, словно бы возникая впервые, небо

Вспыхивает на миг ослепительной синевой,

И я, невольно опустивши взгляд,

Вижу — сквозь опавшие листья, сквозь руки

Разбитых статуй — животворные капли,

И солнце их пьет, как живинки росы.

В страданиях, в покорно радостном ожидании

Мир шепчет встревоженно: Hier bin i.

ПОЛЮС © Перевод А. Кистяковский

Я карабкался на кровать, словно белый медведь

На льдину; земля раскручивалась, как глобус,

Серебрился иней у меня в бороде —

Я карабкался по глобусным склонам на Полюс.

Детская ночь не боялась потерь —

Кружили снежинки, наш караван засыпая…

Неужели нас всех похоронит метель? —

Бормотал я во тьме, окончательно засыпая.

Вот взреял флаг над сиянием льда:

Я стою на Полюсе, и ничто не утрачено.

Победно чернеет моя борода…

Ну и что же теперь?

                             А пора поворачивать.

С Полюса все дороги — назад, на юг:

Здесь мир — мой мир — вековечно кружит

В стуже несчастий, ненастий и вьюг…

Неужели весь путь был бессмысленен и ненужен?

Похоже, что так. В той детской стране,

Где люди мучительно пробиваются к цели,

Венчающей тяжкие испытанья, — во сне,

Лишь в детском сне я достиг своей цели,

И она была мне нужна.

                                       А здесь,

Где жизнь решительно ничего не значит,

А значит, ничего не значит и смерть,

Хотя мы все пробиваемся наудачу

Именно к ней, ибо только она

Выводит нас всех, одинаково одиноких

Из мучительно долгого, но случайного сна

Бессмысленной жизни, —

                                        на исходе дороги

Я сумел осознать, что веленья ума

Так же пусты, как невольное обученье

Жизненной мудрости: черная тьма

Рождает лишь черную пустоту — мученье.

ВОСЬМАЯ ВОЗДУШНАЯ АРМИЯ © Перевод А. Кистяковский

Когда в углу казармы, кончив бриться,

Хмельной сержант поет О райский брег

И кто-то дал щенку испить водицы,

Готов ли я сказать, что человек —

Не волк, не лютый зверь, но человек?

Тот спит. А тем троим не спится:

Играют у стены в «пристенок». А один

Считает, сколько вылетов ему

До отпуска: один… Еще один… —

Таков удел убийц! Наш мир един,

Особенно в войну:

                              убийцы

Убиты, сгинули навек,

А я хоть жил их жизнью, но не умер,

И мне дано судьбой твердить весь век

Про каждого из них — Се человек!

Меня измучила его судьба убийцы.

Я лгу — но что есть ложь? — такой-то (имярек),