Поэзия США - [144]

И кто все это? Выскочки? Юнцы?

Цвет нации, умнейшие из умниц?

Да. Хоть невиданный и новомодный,

Город наш-нашенский, американский

Насквозь. И если уж имеет душу

          Цивилизация рассудка,

То здесь душа, Флоренция ее.

НОСТАЛЬГИЯ

Моя душа — там, в комнате моей,

А я вдали, за десять тысяч миль;

И день за днем — лишь трубный рев морей,

Соль, облака и водяная пыль.

Дуй, ветер, дуй, ведь многих встретит смерть.

Самовлюбленной юности друзья,

Книги мои с обрезом золотым;

Цветы, самовлюбленные, как я,

В окне уютом светятся былым.

Дуй, ветер, дуй, ведь многих встретит смерть.

Твой день стал ночью мне, ночь стала днем,

С этим ложусь я, с этим я встаю;

День канул в море, звезды тонут в нем,

Ход времени по небу узнаю.

Дуй, ветер, дуй, ведь многих встретит смерть.

Укол — и память вновь кровоточит,

А мир вот-вот взорвет нас, этот взрыв

Цветы и головы — все превратит

В ничто, мгновенным светом озарив.

Дуй, ветер, дуй, ведь многих встретит смерть.

Смех и отчаянье сдружились. Что ж,

Пусть будет тяжек сердца каждый шаг;

Лицо в морщинах, как морской чертеж,

Слезы в глазах, и моря шум в ушах.

Дуй, ветер, дуй, ведь многих встретит смерть.

ВОИНСКИЙ ЭШЕЛОН

Стоп. Станция. Рабочие-путейцы

Машут рукой: салют! и скалят зубы.

Дети визжат, как в цирке, Бизнесмены

Проходят, поощрительно взглянув.

А женщины стоят в дверях домов,

Глядят нам вслед, словно прося вернуться,

Словно слезой остановить войну,

Железо наше растворить могли бы.

Как гроздь плодов из рога изобилья,

Свисаем с переполненных платформ.

Все дружелюбны к нам, готовым хлынуть

Ухмылками и гоготом вдоль улиц.

Бутылка разбивается о буфер.

Взгляд, растянувшись вслед улыбке женской

И сжавшись, как резина, жалит губы,

Что жаждут поцелуя, как воды.

И дальше, дальше — континенты, дни —

Мы тащимся, чумазы и чуть пьяны,

Лихие парни шанса и судьбы,

Чьи «ведра»-каски в призрачном грядущем

Стучат о стену наших мертвых тел

Рядом с лежащим замертво оружьем.

И горизонты сжавшейся земли

Нас обняли, как жесткие ремни.

Колода карт в твоих руках, сдающий;

Сдай мне на счастье парочку получше,

Валетика в придачу подшвырни.

Черви червонны, пики сплошь черны,

Пики и крести-крестики черны.

Дай выиграть, дожить до торжества.

Ведь арифметика игры проста:

Не всем везет, не все придут с войны.

С вокзала на корабль, смерть или порт,

Вокзал, на поезда, на фронт, и смерть,

В грузовики, на марш и в бой, и смерть

Или надежда жить: как знать, как знать.

Смерть — путь назад, на поезд, на корабль,

Жизнь — путь на фронт, о флаг! и наконец

Та жизнь, что после поездов и смерти,

Праздник людей всех стран после войны.

ВОЗВРАЩЕНИЕ

Пустынность тихоокеанской шири,

Тысяча дней изгнанья и тоски,

Прощайте. Вот уж скрылся Южный Крест

За горизонтом, тонет континент

В волнах, горчайший остров растворился

В стихии соли,

А здесь, на палубе, туман окутал

Мою улыбку, ту, что осветила б

Всю тьму, прощая ход времен, повергших

В позор и в смерть мильоны и меня.

Везет корабль наш не сырье с Востока —

Солдат, зеленых в синем свете трюмов,

И психов полный твиндек взаперти;

Корабль-упырь, корабль-казарма дышит

Приторно-тошным смрадом униженья,

И даже те, кто не задет железом

Или психозом, жаждут, озверев,

Дорваться наконец до вожделенных

Вещей и женщин.

Поскольку чужд я этих нежных чувств,

Столь же обычных, сколь недопустимых

В армейской жизни, я стою один

И ненавижу хаки-человечков,

Как вши, ползущих по морщинам моря,

Загадив корабли. Но не могу

Прозреть в тумане наш священный мост —

Место прощанья, место возвращенья.

Слезы мои — не ода в честь отчизны,

Лишь боль души, улыбка — лишь молитва.

Одолевая слякоть сантиментов,

Встречены зыбью и эскортом чаек,

Мы тихо и торжественно вступаем

В пределы территориальных вод.

И лишь тогда чудовищная радость,

Как если бы взорвался весь корабль,

Вдруг разрядит заряд небес и моря,

Расколет сотню тысяч черепов,

И грянет взрыв любви, высвобождая

Души солдатских тысяч и мою.

ЗИМА В КАЛИФОРНИИ

Калифорнийская зима. Ландшафт —

Как интерьер в цветочном магазине:

Кусты камелий розовых в долине

Цветут зимой; и тысячи букетов

Редкостных роз шлет изобильный штат

Для бракосочетаний и банкетов.

Полакомившись розами, ползут

Под сень плюща садовые улитки;

Но мышьяка насыпано в избытке

Для них. А раковины их пустые

Садовник соберет и сложит тут,

В углу двора, как черепа людские.

Туман растаял, небо — чистый лист,

Тетрадный лист, огромнейший на свете,

Для упражнений будущих столетий;

Вот реактивный чертит ряд парабол,

Дуги, кресты, но лист, как прежде, чист:

Ветер успел стереть следы каракуль.

Зима в долине виноградных лоз.

Рядами, как кресты солдатских кладбищ,

Колья торчат, а винограда сладость

Теперь играет в бочках из секвойи,

В чанах с вином, для этого он рос,

Мильярдом гроздьев зрея в летнем зное.

Лыжники с гор, от края снежных зим,

Идут домой, спускаясь вниз, к оливам,

К инжиру, к пальмам, что полны счастливым

Теплом, приятным зимнему сознанию.

Будь стены старше, ты бы вспомнил Рим,

Грунт — каменистей, вспомнил бы Испанию.

Но здесь растет старейший род земной,

Деревья, что росли при фараонах

И вновь весной побегов ждут зеленых.

Не то чтобы красивы; мрачноваты,

Гнетут своей гигантской вышиной;

Но чувствуешь, как почвы здесь богаты.

Дождь в Калифорнии. Покроет дождь