Поэзия США - [146]

Не умывавший руки кровью,

Не увидавший райский брег, —

Спаситель мира, человек.

ЗАКЛЮЧЕННЫЕ © Перевод А. Кистяковский

Перед началом войны знак ЗК на казенной рубахе у американских заключенных заменили белым кругом, напоминающим «яблочко» мишени, — чтобы солдатам военной полиции было удобней целиться при попытке заключенного к бегству.

За колючей проволокой зоны, в пропотевших голубых казёнках,

Трое заключенных (белый круг, заменивший знак ЗК на спинах,

Посылает, словно Полюс чуткой стрелке

Компаса, сигналы черной мушке и глазам охранника) весь день,

Месяц, год, весь долгий срок их срока

Трудятся, вздыхая, будто дети, а вернее, звери — от отчаянья,

От необоримого терпенья, — и глядят, не ожидая ничего,

На охранника, на степь за зоной, на солдат в их пропотевшей форме,

Отбывающих свой трудный срок ученья.

Заключенные, охранники, солдаты — все они проходят обученье:

Старый мир, извечно повторяясь, образует в обученье новый.

ПОЧЕМУ, СКАЖИ… © Перевод А. Кистяковский

Лето нехотя устилало листвою

Бурое поле. Ребенок видел —

Юркие самолетики раскатились что камушки…

Грузные гиганты исчезли, поднявшись

Над узкой тропкой с трупами муравьишек.

— Мам, смотри, он как кукла-клоун:

Красный и белый… — Но матери нет.

— Я не плачу, мамочка! Я не плачу! Кто он?.. —

Самолеты в небе — что стая воронов.

Люди карают людей — за что?

Он даст ответ. Над его рассказом —

Как реплики над героями комиксов, — ангелы.

Ребенок всё, кроме собственной гибели,

Превращает в детскую веселую сказку…

Почему я под камнем лежу, скажи!

ПОТЕРИ © Перевод А. Сергеев

Нет, то не смерть: ведь умирают все.

Нет, то не смерть: мы умирали раньше,

Во время тренировочных полетов;

Мы разбивались, и аэродром,

Найдя бумаги, сообщал родным;

Росли налоги — тоже из-за нас.

Мы погибали не на том листке

Календаря, врезались в горы, в сено;

Мы полыхали над учебной целью,

Дрались с товарищами, погибали,

Как муравьи, собаки и чужие.

(Ведь, кроме них, никто не умирал,

Когда мы были в средней школе! С чьей же

Теперь сравнить мы можем нашу смерть?)

На новых самолетах мы бомбили

Объекты на пустынном побережье,

Вели учебные бой, стреляли

И ждали результатов. Так мы стали

Резервом, и одним прекрасным утром

Мы пробудились на войне в Европе.

Все было так же. Только гибли мы

Не по оплошности, а по ошибке

(Которую так просто совершить).

Читали почту, вылеты считали

И называли именами женщин

Бомбардировщики, в которых жгли

Изученные в школе города, —

Покуда наши трупы не лежали

Среди убитых нами незнакомцев.

Когда мы жили чуть подольше, нам

Давали ордена; когда мы гибли,

Считалось, что потери небольшие.

Нам говорили: «Здесь, на карте», мы же

Сжигали города.

                                       Нет, то не смерть,

Совсем не смерть. Когда меня подбили,

Я вдруг увидел сон, что я погиб,

И города, разрушенные мною,

Шептали: «Почему ты умираешь?

Мы, впрочем, рады, что и ты погиб».

Но почему я должен был погибнуть?

СВИДЕТЕЛЬСТВА © Перевод А. Кистяковский

Биркенау, Одесса, — говорят поочередно дети.

Мы ехали в поезде. Мы плыли на барже,

И народу там было — ну просто не продохнуть.

А когда мы приехали, нас отправили мыться —

по-моему, на завод, — я увидел трубу,

И мама нагнулась и взяла меня на руки,

                        и я разглядел впереди пароход

И дым из трубы. И дым из трубы.

Мама несла меня мыться и говорила:

«Не бойся», а я и не думал бояться —

Я просто устал. И Одессы не стало,

А только вода — холодная-прехолодная.

Там сверху вода — как дождик, но теплая.

Я пригрелся у мамы на руках и уснул,

А вода подступала все ближе и ближе.

Я помылся, и мама меня обняла,

И мне вдруг почудилось, что запахло сеном, —

А это ты умер. А это ты умер.

ПОВСЕДНЕВНОСТЬ ЖИЗНИ © Перевод А. Кистяковский

Повседневность жизни (как скажет женщина,

Почитающая тысячу дел за одно,

А тебя — лишь подсобным способом способа

Сделать все ее дела — заодно, —

«Раз уж ты взялся…») однажды окажется

Живою водой из глубинных источников

Мира, — ты трудишься, обливаешься потом,

Каторжно понукаешь изработавшийся насос

Жизни, тебе вспоминается белка,

Бегущая в скрипучем колесе никуда…

Но вот, совсем обессилев, ты чувствуешь

Животворно чистые, восхитительно ледяные

Капли влаги на растрескавшихся губах —

И пьешь чудесную повседневность жизни.

ЗАТЕРЯННЫЙ МИР © Перевод А. Кистяковский

Шоколадный крем воскрешает в памяти

Лакомый арахисный марципан и мамино

Полузабытое запрещение лакомиться

Купленным для стряпни ванильным сиропом.

Ложечка шоколадного крема…

                                              Как странно —

В старости все помогает отправиться

По речке жизни к ее истокам.

Я смотрю, как белки ссорятся у кормушки,

Слушаю, как потешно копирует пересмешник

Ворчанье ручного бурундука под крыльцом…

Не так ли старость копирует детство?

Но, вернувшись в Лос-Анжелес, ты не найдешь

Лос-Анжелеса: Солнечная Страна, Калифорния,

Подернута дымным туманом, как фабрика…

Да и что ты сможешь увидеть сквозь слезы?

Апельсиновые рощи сведены.

                                                       Мой лук

И колчан со стрелами давно потерялись,

Мой нож, когда-то воткнутый в эвкалипт,

Затянут плотной древесной плотью,

Эвкалипт пошел на дрова, а с ним

И нож, и наш детский шалаш в ветвях, —