Поэзия английского романтизма XIX века - [51]

Весь день я ждал, надежду затая,

И ночью в сад пустился поскорей.

Жучок светился. «Люси!» — крикнул я

И так был рад, доставив радость ей!

1802

«Созданьем зыбкой красоты…» Перевод Э. Шустера

[184]

Созданьем зыбкой красоты

Казались мне ее черты,

Когда, ниспослана судьбой,

Она возникла предо мной:

От звезд полночных — блеск очей,

От ночи летней — смоль кудрей,

А май беспечный и рассвет

Дополнили ее портрет

Весельем чувственных проказ,

Таких губительных для нас.

Сия духовность — я узнал —

Не лишена земных начал:

Уверенность хозяйских рук

И девичьи движенья вдруг;

Лицо, в котором чистота

Со страстью пылкою слита;

А как выдерживать подчас

Потоки немудреных фраз,

Печаль, и смех, и ливень слез,

Признаний, клятвенных угроз?!

Теперь мой взор невозмутим,

И ясно предстает пред ним

Ее размеренность во всем,

Единство опыта с умом,

Уменье все перенести

На трудном жизненном пути;

Венец земных начал, она

Для дома Богом создана,

И все ж духовное нет-нет,

Свой ангельский в ней явит свет.

1804

Нарциссы Перевод А. Ибрагимова

[185]

Как тучи одинокой тень,

Бродил я, сумрачен и тих,

И встретил в тот счастливый день

Толпу нарциссов золотых.

В тени ветвей у синих вод

Они водили хоровод.

Подобно звездному шатру,

Цветы струили зыбкий свет,

И, колыхаясь на ветру,

Мне посылали свой привет.

Их были тысячи вокруг,

И каждый мне кивал, как друг.

Была их пляска весела,

И видел я, восторга полн,

Что с ней сравниться не могла

Медлительная пляска волн.

Тогда не знал я всей цены

Живому золоту весны.

Но с той поры, когда впотьмах

Я тщетно жду прихода сна,

Я вспоминаю о цветах,

И, радостью осенена,

На том лесистом берегу

Душа танцует в их кругу.

1804

Элегические строфы, внушенные картиной сэра Джорджа Бомонта, изображающей Пилский замок во время шторма Перевод В. Рогова

[186]

Громада грозная на гребне скал!

С тобою был когда-то я знаком

И летом целый месяц наблюдал,

Как ты дремала в зеркале морском.

Был воздух тих, и ясен небосвод,

И дней однообразна череда;

Ты, отражаясь в сонной глади вод,

Дрожала, но видна была всегда.

И не казался штиль подобьем сна,

Незыблемого в пору летних дней;

Подумать мог бы я, что Глубина

Всего на свете кротче и нежней.

И если бы художником я был,

Я б написать в то время был готов

Свет, что по суше и воде скользил,

Поэта грезу, таинство миров;

Тебя я написал бы не такой,

Какая ты сейчас на полотне,

Но у воды, чей нерушим покой,

Под небом в безмятежной тишине;

Ты б летописью райскою была,

Сокровищницей бестревожных лет,

Тебя б любовно ласка облекла

Лучей, нежней которых в небе нет,

Под кистью бы моей предстал тогда

Покоя элизейского чертог,

Где нет борьбы тяжелой и труда,

А лишь Природы жизнь да ветерок, —

Такую бы картину создал я,

Когда душа мечте попала в плен,

В нее вместил бы сущность бытия

И тишь, которой не узнать измен.

Так раньше было бы — но не теперь:

Ведь я во власти у иных начал,

Ничто не возместит моих потерь,

И я от горя человечней стал.

Улыбку моря увидав опять,

Былого не верну, не повторю:

Утрату мне из сердца не изгнать,

Но я о ней спокойно говорю.

О друг мой Бомонт! Другом стать ты мог

Тому, по ком не минет скорбь вовек!

Твой труд прекрасный пылок и глубок:

Во гневе море и в унынье брег.

Ему несу я похвалу мою,

Его и ум и мастерство живят:

Седая глыба с бурею в бою,

Небес печаль, смятения парад!

И мил мне замка сумрачный оплот:

В доспехи стариною облачен,

Бестрепетно сражение ведет

С грозой, со штормом и с волнами он.

Прощай, уединенная душа,

Что без людей, в мечтах проводит дни!

Твоя отрада вряд ли хороша —

Они, конечно, слепоте сродни.

Но слава, слава стойкости людской

И грозам, что присущи дням земным,

Как эта, на холсте передо мной…

Не без надежд мы страждем и скорбим.

1805

Сожаление Перевод А. Ибрагимова

[187]

Увы, лишился я всего,

Богатый — обеднел я вмиг.

Близ двери сердца моего

Еще недавно бил родник

Твоей любви. Свежа, чиста,

Вода сама лилась в уста.

Как счастлив был в ту пору я!

Играя, в пламени луча

Кипела, искрилась струя

Животворящего ключа.

Но вот беда — ручей иссох,

Теперь на дне его лишь мох.

Родник любви, он не иссяк, —

Но что мне в том, когда навек

Вода ушла в подземный мрак

И тихо спит, прервав свой бег?

Отныне горек мой удел:

Я был богат, но обеднел.

[1806–1807]

Цыганы Перевод Арк. Штейнберга

[188]

Мужчины, женщины и дети, — весь

Сплоченный род, на том же месте, здесь;

Подмостки те же — тот же луг,

И тех же лицедеев круг;

Лишь дерзостней костер ночной горит,

Придав глубокий, рдяный колорит

Цыганам смуглым, и шатрам,

И жалким травяным одрам…

Столь много перемен, в теченье дня,

Под небосводом тешили меня

В скитаниях, — но этот люд

На месте прежнем, тут как тут!

Вот солнце утомленное зашло,

И Веспер, словно некий бог, светло

Вознесся, царственно скользя,

Где пролегла его стезя;

И после краткой тьмы, когда Луна

Была развенчана, опять она

Свершает властный свой полет,

Но табор к ней молитв не шлет…

Нет! Лучше распря, лучше боль обид

Неправых, чем застывший этот быт,

Покой, которому в укор

Кружится вечно звездный хор!

Хоть в мире все и движется, но я

Не опорочу косного житья

Цыган, — Судьба взрастила их

Изгоями общин людских!

1807

«Кто вышел солнцем без пятна Перевод В. Левика

[189]

Кто вышел солнцем без пятна,

Тот ангелов и пой.

Ты в «совершенства» не годна,

И тут я схож с тобой.