Поэзия английского романтизма XIX века - [27]

11

Где был безумный карнавал,

Где тройка фей вилась вокруг…

Ангел-хранитель убежал,

И Вилли выздоровел вдруг.

12

Любовь, я думал, — солнца свет,

Ан нет — она взойдет луной.

Любовь, я думал, — шум. Ан нет,

Они подруги с тишиной.

13

Ищи любовь в больных слезах,

За счастье пролитых твое,

Во тьме ищи ее, в снегах,

Где горе — там ищи ее!

Длинный Джон Браун и малютка Мэри Бэлл Перевод С. Маршака

Была в орехе фея у крошки Мэри Бэлл,

А у верзилы Джона в печенках черт сидел.

Любил малютку Мэри верзила больше всех,

И заманила фея дьявола в орех.

Вот выпрыгнула фея и спряталась в орех.

Смеясь, она сказала: «Любовь — великий грех!»

Обиделся на фею в нее влюбленный бес,

И вот к верзиле Джону в похлебку он залез.

Попал к нему в печенки и начал портить кровь.

Верзила ест за семерых, чтобы прогнать любовь,

Но тает он, как свечка, худеет с каждым днем

С тех пор, как поселился голодный дьявол в нем.

«Должно быть, — люди говорят, — в него забрался волк!»

Другие дьявола винят, и в этом есть свой толк.

А фея пляшет и поет — так дьявол ей смешон.

И доплясалась до того, что умер длинный Джон.

Тогда плясунья-фея покинула орех.

С тех пор малютка Мэри не ведает утех.

Ее пустым орехом сам дьявол завладел.

И вот с протухшей скорлупой осталась Мэри Бэлл.

ИЗ «МАНУСКРИПТА РОССЕТТИ» (1808–1811)

Моему хулителю Перевод С. Маршака

Пусть обо мне ты распускаешь ложь,

Я над тобою не глумлюсь тайком.

Пусть сумасшедшим ты меня зовешь,

Тебя зову я только дураком.

« Ни одного врага всеобщий друг, Джон Трот…» Перевод В. Потаповой

Ни одного врага всеобщий друг, Джон Трот[71],

Оставить не сумел у Вечности Ворот.

«Друг — редкость!» — мыслили так древние в тревоге.

Теперь друзья стоят всем поперек дороги.

Вильяму Хейли о дружбе Перевод С. Маршака

[72]

Врагов прощает он, но в том беда,

Что не прощал он друга никогда.

Ему же Перевод С. Маршака

Ты мне нанес, как друг, удар коварный сзади,

Ах, будь моим врагом, хоть дружбы ради!

Эпитафия Перевод С. Маршака

Я погребен у городской канавы водосточной,

Чтоб слезы лить могли друзья и днем и еженощно.

«Теперь попробуйте сказать, что я не гениален…» Перевод В. Потаповой

Теперь попробуйте сказать, что я не гениален:

Флексманом я не любим, Хейли — не захвален.

«Чувства и мысли в картине нашедший…» Перевод В. Потаповой

Чувства и мысли в картине нашедший

Смекнет, что ее написал сумасшедший.

Чем больше дурак — тем острее наитье.

Блажен карандаш, если дурень — в подпитье.

Кто контур не видит — не может его рисовать,

Ни рафаэлить, ни фюзелить, ни блейковать.

За контурный метод вы рады художника съесть.[73]

Но контуры видит безумец и пишет, как есть.

«Всю жизнь любовью пламенной сгорая…» Перевод С. Маршака

Всю жизнь любовью пламенной сгорая,

Мечтал я в ад попасть, чтоб отдохнуть от рая.

Купидон Перевод В. Потаповой

Зачем ты создан, Купидоп,

С мальчишескою статью?

Тебе бы девочкою быть,

По моему понятью!

Ты поражаешь цель стрелой,

А девочка — глазами,

И оба счастливы, когда

Зальемся мы слезами.

В затее — мальчиком тебя

Создать, узнал я женщин руку:

Лишь возмужав, постигнешь ты

Глумленья сложную науку.

А до тех пор — несчетных стрел

В тебя вопьются жальца.

Выдергивать их целый век

Из ран — удел страдальца.

«Что оратору нужно? Хороший язык?..» Перевод С. Маршака

[74]

— Что оратору нужно? Хороший язык?

— Нет, — ответил оратор. — Хороший парик!

— А еще? — Не смутился почтенный старик

И ответил: — Опять же хороший парик.

— А еще? — Он задумался только на миг

И воскликнул: — Конечно, хороший парик!

— Что, маэстро, важнее всего в портретисте?

Он ответил: — Особые качества кисти.

— А еще? — Он, палитру старательно чистя,

Повторил: — Разумеется, качество кисти.

— А еще? — Становясь понемногу речистей,

Он воскликнул: — Высокое качество кисти!

Блейк в защиту своего каталога Перевод В. Потаповой

[75]

Поскольку от прозы моей остались у многих занозы,

Гравюр Бартолоцци[76] нежней, стихи напишу вместо прозы.

Иной без причин заливается краской стыда.

Однако никто в рифмоплетстве не видит вреда.

«Мильтоном создан лишь план!» — Драйден[77] в стихах восклицает,

И всякий дурацкий колпак бубенцами об этом бряцает.

Хогарта[78] Кук[79] обкорнал чистеньким гравированьицем.

С ревом бегут знатоки, восхищаясь его дарованьицем.

Хейли, на мыло взирая, хватил через меру:

«Поп[80], — закричал он, — придал совершенства Гомеру!»

За́ нос фальшивых друзей я вожу, говорят, и неплохо

Ополчиться успел, от врагов ожидая подвоха.

Флексман со Стотхардом[81] пряность учуяли нюхом:

«Беда, коль гравёр и художник проникнутся блейковским духом!»

Но я, непокладистый малый, на собственный зонт

Беспечно смотрю снизу вверх и готов на афронт.

В точку, где сходятся спицы, уставив гляделки,

Кричу я: «Лишь автор способен достичь благородства отделки!»

Жертва кроме́ков[82], — несчастный погиб Скьявонетти[83]:

Петля на шею — мы скажем об этом предмете!

Прошу у друзей извиненья — зачем наобум

Я мысль о грядущей кончине привел им на ум?

Как девушка, над маслобойкой стан склонившая гибкий,

Мутовку другим уступая, с лица не стирайте улыбки,

Не скисайте от слова друга, если оно не хвалебно,

Не забывайте, что масло любому из нас потребно!

Ложным друзьям в досаду, наперекор их фальши,

Истинной дружбы узы крепнуть будут и дальше!