Поэзия Африки - [99]

Шрифт
Интервал

Воспевай они человека
Эта молитва зажгла бы меня
Если б была понятна
Эта любовь мне бы в сердце вошла
Будь поменьше в ней эгоизма
В этом мире могла бы Африка жить
Если б он не был мертв.

Туризм

Перевод М. Ваксмахера

Вам очень хочется увидеть слонов
На рынке в Сандаге
И хочется очень на пленку заснять
Негритянок с кувшинами на голове
Вам желательно хоть разок
Поглазеть на живых людоедов
Вам просто не терпится
На крокодилов взглянуть
Спящих среди проспекта Свободы
Ну так вот господа аншлаг
На сегодня билеты проданы
Мест нет.

Ожиданье

Перевод М. Ваксмахера

Старая Дадо пела
Вместе с Ку́мба Канга́до
Если мой муж уехал
Зачем я белье стираю
Мой муж уехал
А ужин стынет
Мой муж уехал
Скулит собака
Мой муж уехал
Зачем дрожу я
Когда бьет полдень
Кумба Кангадо пела
Вместе со старой Дадо
Зажигает солнце зарю
Бледнеет от страха луна
К берегу льнет волна
Возвращается муж домой
Старая Дадо и Кумба Кангадо
Все еще верят воротится муж
Воротится муж
Который умер
Тому не один сезон дождей.

СУДАН

ГИЛИ АБД АР-РАХМАН[367]

Улицы города

Перевод В. Луговского

Улицы города,
Улицы страшные,
Окнами хлопайте!
Улицы города, —
Стены, скверно окрашенные,
Стены, пропитанные маслом и копотью!
В душных кварталах,
В кварталах нагих
Отчаяние на лицах усталых,
Проблеск надежды
В глазах живых!
Горем придавлен
Любой закоулок!
Вслушайся: голос рабочих сутулых
Грозно звучит,
Тверд, как гранит!
Завод работает, мерно вздыхает,
Электростанция свет посылает
Живущим в чертогах,
Богатым,
Упоенным развратом!
Мосты создаются,
И мрамор шлифуется,
И циновки плетутся,
А кругом: во мраке лежащая улица!
Труды. Толчея.
Каждодневные хлопоты.
Улицы города,
Улицы страшные —
Липкие стены,
Кровью окрашенные,
Стены, пропитанные маслом и копотью!
Мы живем
Ночью и днем
На самом дне, в суете городской,
Живем обездоленные,
Изглоданные лютой тоской,
Живем и таем
И умираем!
Однажды,
Исполненные разрушенья жажды,
Сомкнутся все городские зданья,
Как волны в яростном океане,
Вдали от земли
Поглощающие
Корабли!
И бросил господь наконец
На улицу нашу
Взор,
Полный тревоги,
И вырос на ней за забором забор,
И были замощены дороги, —
Человек измучился и устал,
Свет в очах его медленно угасал.
Человек утомлен был,
Истерзан и болен.
Печальный звон
Летел с колоколен,
С колоколен древних церквей.
Много дней песни горького горя звучали,
Но никто не помог нам
В нашей печали!
Я и мои товарищи воздевали руки,
Раздавались удары, тревожны и глухи:
Долго-долго мы ждали ответа
И лучей золотого рассвета…
Приближался закат.
Тени двигались наугад
По вечернему переулку, —
Вечер звезды выстраивал на прогулку.
Обращается сердце к небу с мольбой:
«О луна, погоди,
Не выходи,
Пусть будет тьма
Темней темноты любой!
О луна, непроглядную ночь не делай светлей,
Погуби недобрых людей!»
Я что кроткий ягненок
В дальнем селе.
Как батрак на чужом наделе.
Я тоскую по доброй своей земле,
По желанной своей свирели!
Воспеваю поля,
Воспеваю деревья и реки,
Только грустный напев не печалит меня.
Палачи, не сковать вам свободы вовеки!
Света нового дня,
Даже в дальней деревне моей,
Не укрыть от людей
Ни стенами высокими,
Ни цепями жестокими, —
Этот свет сбережем мы,
Как трепет извечный
Огня!
Шел я по горестным улицам города,
Медленно шел да глядел во все стороны,
Шел, глядел
Да хвалить тех чудес не хотел!
Предо мной —
Богатея дворец золотой,
Вкруг дворца столпился народ простой…
Да это же братья голодные наши,
Я слышу их смех,
Я слышу их кашель!
Стоят у стены сутулясь.
Увидел упрямую девушку
На перекрестке улиц,
Девушку с ампутированной рукой, —
Девушке этой был чужд покой!
Она, человек нелегкой судьбы,
Жаждала только
Борьбы!
Люди тут замерзают, кричат во сне.
Люди эти мечтают о грядущей весне!
Я вернулся из дальней деревни,
От чистоты полей —
Нивы там древние-древние,
Ручьи там стекла светлей!
Благословляю всех.
Благословляю хохот рабочих сутулых:
Голод спины согнул их!
Хохот звучит,
Тверд, как гранит!
Завод работает.
Песня льется.
А мы живем,
Как на дне колодца;
Живем, страдаем
И не умираем
На улицах страшных,
Кровью окрашенных,
Пропитанных маслом и копотью;
Живем, и о нас вспоминают походя!
На самом дне, в суете городской,
Живем в обнимку с тоской,
Страдаем и не умираем!

ТАДЖ АС-СИР ХАСАН[368]

Возвращайся

Перевод М. Курганцева

Ждет меня
старый,
давно покинутый дом —
память
о позабытом детстве моем.
Песня, звучащая в сердце,
на самом дне,
свирель,
протяжно поющая,
стонущая во мне, —
дом,
где столько осталось
моих следов,
откуда ко мне долетает
безмолвный зов:
«Возвращайся!»
…С поля
отец приходил на закате.
Падал на хижину
знойный вечер.
Мать,
и братья мои,
и сестры
выбегали ему навстречу.
Помню,
даже младший братишка,
неуклюжий, смешной,
неловкий,
не умел говорить —
смеялся,
улыбался,
кивал головкой…
А потом
начинались сказки.
Голос бабушки
слаб, натужен.
Мы сидели, не шелохнувшись,
забывали про сон и ужин.
Помню руки ее большие
и лицо
в лиловых морщинках.
Море молодости
и света
жило в сказках ее старинных…
Мы засыпаем,
а сказка еще струится.
Тень тишины
упала на наши лица.
Сад засыпает,
птицы в саду засыпают,
лунная полночь
добрые сны посылает…
А поутру
свирель зовет за окном,
утро приходит
в старый, далекий дом…
Дом,
где столько осталось
моих следов,
откуда сегодня слышу
безмолвный зов:
«Возвращайся!»

МУХАММАД АЛЬ-ФЕЙТУРИ[369]

Голос Африки

Перевод М. Курганцева

Молчаливая Африка!

Еще от автора Мухаммед Диб
Кто помнит о море

Мухаммед Диб — крупнейший современный алжирский писатель, автор многих романов и новелл, получивших широкое международное признание.В романах «Кто помнит о море», «Пляска смерти», «Бог в стране варваров», «Повелитель охоты», автор затрагивает острые проблемы современной жизни как в странах, освободившихся от колониализма, так и в странах капиталистического Запада.


Пляска смерти

Мухаммед Диб — крупнейший современный алжирский писатель, автор многих романов и новелл, получивших широкое международное признание.В романах «Кто помнит о море», «Пляска смерти», «Бог в стране варваров», «Повелитель охоты», автор затрагивает острые проблемы современной жизни как в странах, освободившихся от колониализма, так и в странах капиталистического Запада.


Кто помнит о море. Пляска смерти. Бог в стране варваров. Повелитель охоты

Мухаммед Диб — крупнейший современный алжирский писатель, автор многих романов и новелл, получивших широкое международное признание.В романах «Кто помнит о море», «Пляска смерти», «Бог в стране варваров», «Повелитель охоты», автор затрагивает острые проблемы современной жизни как в странах, освободившихся от колониализма, так и в странах капиталистического Запада.


Бог в стране варваров

Мухаммед Диб — крупнейший современный алжирский писатель, автор многих романов и новелл, получивших широкое международное признание.В романах «Кто помнит о море», «Пляска смерти», «Бог в стране варваров», «Повелитель охоты», автор затрагивает острые проблемы современной жизни как в странах, освободившихся от колониализма, так и в странах капиталистического Запада.


Большой дом. Пожар

Алжирский писатель Мухаммед Диб поставил себе целью рассказать о своем народе в трилогии под общим названием «Алжир». Два романа из этой трилогии — «Большой дом» и «Пожар» — повествуют о судьбах коренного населения этой страны, о земледельцах, феллахах, батраках, работающих на колонистов-европейцев.


Повелитель охоты

Мухаммед Диб — крупнейший современный алжирский писатель, автор многих романов и новелл, получивших широкое международное признание.В романах «Кто помнит о море», «Пляска смерти», «Бог в стране варваров», «Повелитель охоты», автор затрагивает острые проблемы современной жизни как в странах, освободившихся от колониализма, так и в странах капиталистического Запада.


Рекомендуем почитать
Макбет

Шекспир — одно из чудес света, которым не перестаешь удивляться: чем более зрелым становится человечество в духовном отношении, тем больше открывает оно глубин в творчестве Шекспира. Десятки, сотни жизненных положений, в каких оказываются люди, были точно уловлены и запечатлены Шекспиром в его пьесах.«Макбет» (1606) — одно из высочайших достижений драматурга в жанре трагедии. В этом произведении Шекспир с поразительным мастерством являет анатомию человеческой подлости, он показывает неотвратимость грядущего падения того, кто хоть однажды поступился своей совестью.


Фархад и Ширин

«Фархад и Ширин» является второй поэмой «Пятерицы», которая выделяется широтой охвата самых значительных и животрепещущих вопросов эпохи. Среди них: воспевание жизнеутверждающей любви, дружбы, лучших человеческих качеств, осуждение губительной вражды, предательства, коварства, несправедливых разрушительных войн.


Цвет из иных миров

«К западу от Аркхема много высоких холмов и долин с густыми лесами, где никогда не гулял топор. В узких, темных лощинах на крутых склонах чудом удерживаются деревья, а в ручьях даже в летнюю пору не играют солнечные лучи. На более пологих склонах стоят старые фермы с приземистыми каменными и заросшими мхом постройками, хранящие вековечные тайны Новой Англии. Теперь дома опустели, широкие трубы растрескались и покосившиеся стены едва удерживают островерхие крыши. Старожилы перебрались в другие края, а чужакам здесь не по душе.


Тихий Дон. Книги 3–4

БВЛ - Серия 3. Книга 72(199).   "Тихий Дон" - это грандиозный роман, принесший ее автору - русскому писателю Михаилу Шолохову - мировую известность и звание лауреата Нобелевской премии; это масштабная эпопея, повествующая о трагических событиях в истории России, о человеческих судьбах, искалеченных братоубийственной бойней, о любви, прошедшей все испытания. Трудно найти в русской литературе произведение, равное "Тихому Дону" по уровню осмысления действительности и свободе повествования. Во второй том вошли третья и четвертая книги всемирно известного романа Михаила Шолохова "Тихий Дон".