Подводный фронт - [46]

До этого в боевые походы флагманский врач не ходил. Да и нужды такой не возникало: на лодках имелись лекарские помощники, которые могли, если требовалось, и рану перевязать, и другую медицинскую помощь оказать. Главные же заботы флагманского врача были в базе: тут и организация работы бригадного лазарета, и проведение занятий с теми же лекарскими помощниками, и многое другое. Но на этот раз Гусинский настоял, чтобы его отпустили в поход. Дело в том, что в самом разгаре были его опыты по разрабатывавшемуся им специально для условий северного театра режима регенерации воздуха на подводных лодках. Военврач к этому времени провел уже немало разного рода исследований и экспериментов на лодках, находившихся в базе. И теперь решил проверить полученные выводы на боевой практике, в походе. На «М-172» он явился с многочисленными стеклянными колбами, пробирками, специальными приборами для замера количества кислорода, углекислоты…

Прямо скажем, в научном плане поход на «М-172» Гусинскому мало что дал. После первых же оглушительных взрывов большинство приборов военврача разбилось вдребезги. Да и вообще, в те полные смертельной опасности часы было, конечно, не до исследований. Но все же присутствие Гусинского на борту «малютки» оказалось совсем нелишним. Как и подобает флагманскому специалисту, коммунисту, он вел себя мужественно, хладнокровно и делал все что мог для спасения корабля и экипажа.

Так как электроэнергию приходилось всячески экономить, регенерацию воздуха на лодке отключили. С каждым часом дышать становилось все труднее. Некоторые моряки начали терять сознание. И вот тут как нельзя кстати оказались энергия, воля и компетентность флагманского врача. По его рекомендации подводники стали рассыпать содержимое патронов регенерации по отсекам. Тех, кому было особенно плохо, он заставлял брать в рот горлышки этих патронов и дышать через них. Это улучшило самочувствие подводников.

Десять часов продолжалась жестокая бомбежка. 324 глубинные, 4 авиационные бомбы, почти четыре десятка артиллерийских снарядов выпустил враг по «малютке».[8] Как у нас было принято, после возвращения лодки в базу на нее сразу же отправились флагманские специалисты для составления списка полученных лодкой повреждений, ремонтных ведомостей. Закончив работу, они представили огромный, на нескольких листах, перечень: «…десять вмятин в прочном корпусе и боевой рубке с обоих бортов. Порвана труба аварийного охлаждения дизеля. Разошлась по швам топливная цистерна пятого отсека. Сорван верстак с тисками. Клапаны вентиляции балластной цистерны № 4 развернуло на 180 градусов. Смята магистраль воздуха низкого давления. На киле вмятина и трещина длиной в 50 сантиметров. Смещены электромоторы турбонасоса. Нарушена центровка всех рулей и линии вала..»[9]

И так далее, и так далее… Читал я этот бесстрастный технический перечень — и просто не по себе становилось: что пришлось пройти и испытать людям! Но тут же еще одна мысль: а все-таки прочно сделаны корпуса наших лодок, надежна уральская сталь. Такое выдержать! Да и подводники под стать ей: не дрогнули перед лицом смертельной опасности, выстояли, вернулись в базу живыми и невредимыми… А может, и «К-23» сейчас вот так же, израненная, но живая, движется к Полярному? Как хотелось верить в это.

Летели и летели в эфир каждые полчаса позывные «К-23». Где ты, Керим? Где вы, наши дорогие товарищи?..

Куда ни придешь — все разговоры о них. Пока никто не говорил «были». Пока еще все старательно избегали прошедшего времени. Да и просто невозможным казалось сказать «был» о таком оптимисте и жизнелюбе, как командир «К-23» капитан 3 ранга Леонид Степанович Потапов. Он был одним из старейших подводников в нашей бригаде, одним из старейших коммунистов — членом партии с 1920 года. Флотскую службу Потапов начинал политработником, служил политруком канонерской лодки «Свердлов» на Амуре. В 1933 году он окончил военно-морское училище и пошел уже по командной линии. Но комиссарский стержень остался в Потапове. Он был очень близок к людям, умел увлечь их на любое, самое трудное дело.

Эти качества были присущи и военкому «катюши» батальонному комиссару Дмитрию Михайловичу Галкину. У нас в бригаде Галкин по праву считался одним из самых опытных и авторитетных политработников…

Прекрасные люди составляли экипаж «К-23»! Отличный штурман старший лейтенант Л. И. Дзевялтовский, трудолюбивый инженер-механик В. Э. Семенов, отважный командир БЧ-2–3 старший лейтенант В. Д. Колчин… Трудно было даже думать о том, что никого из них больше увидеть не придется. Но шли дни, и, увы, все яснее становилось, что на этот раз чуда не произойдет. И хоть по-прежнему подводники то и дело поглядывали на мысок, из-за которого обычно появлялись возвращавшиеся с моря лодки, хоть в разговорах звучало порой «У них еще должно быть немного соляра… У них еще осталась вода… У них еще есть шоколад…», надежд тем не менее становилось все меньше и меньше. И вот настал день, когда их не осталось совсем. Помощник начальника штаба капитан-лейтенант В. С. Денисов, всегда по-особому подтянутый, бравый, в тот раз, принеся на подпись очередные приказы, был просто не похож на себя.