Ракитников в негодовании сорвался с кровати и очутился у стены под крюком… Но едва он потянулся за веревочкой — в комнате Прищемихина, за дверью, заставленной этажеркой с книгами, упал стул и засопело… «Наблюдает, черт!..» Ракитников отвернулся к окну, — лицо его жарко горело стыдом. Хрустнул пальцами… «Да когда же кончится это безобразие! Со вчерашнего вечера — пил, дрался, грубиянил, шумел, и весь этот проклятый день кривляюсь невыносимо! Сочувствия ищу… Успеха!.. Актеришка проклятый!»
Он быстро обернулся к двери, заставленной этажеркой:
— Слушайте, профессор…
— Ага, слушаю, — бодро отозвалось за дверью.
— Ну да, вы правы, тысячу раз… Но поймите же, — я несчастен…
Басоватый голос Прищемихина, нагнувшегося, очевидно, к замочной скважине, проговорил:
— Идите ко мне, сыграем в подкидные дураки…
— Спасибо, профессор… Я подумаю… Приду, может быть…
— Ну, подумайте…
Ракитников бросил веревочку в корзинку для бумаг, отыскал перо, пустил слюну в пузырек с засохшими чернилами и неправильным почерком (рука ужасно трепетала), пропуская от нетерпения буквы, начал писать:
«…Одновременно с этим письмом я подаю прошению об отпуске. Если не дадут — брошу службу… Сейчас мне безразлично, — буду питаться одними помидорами, но я должен быть там, где вы. Не пугайтесь, Людмила Сергеевна, дорогая, дорогая… (Клякса.) Я не намерен снова навязывать себя вам… Я хочу дышать одним с вами воздухом, — большего мне не нужно… В Крыму с вами, наверно, кто-нибудь, кого вы любите, — потому что не любить вы не можете… Я мучительно завидую ему… Нет, нет, не пугайтесь, дорогая, дорогая… (Клякса.) Был один вечер в моей жизни… Помните: островок, кругом — синие волны, как море. Ветер. Мы пекли картошку… Всю остальную жизнь я растратил, раскидал, залил пивом… Тупо, незряче… Я не прошу возврата, я не смею… Но хотя бы взглянуть в ваши глаза, в те синие миражи юности… (Клякса.) Я начну все заново, один, без вас… Я прошу только не отвернуться, прошу в память того вечера…»
В замочную скважину прищемихинской двери проговорили:
— Ну как? Или, может быть, сегодня обойдемся без дураков?
— Нет, нет, сейчас кончаю, профессор… Иду…
