Подгоряне - [101]

Стоял я там одинокий и вздрагивал от любого шороха. А их было много, шорохов. То выскочит барсук, то из села нагрянет свора собак. Днем они рвут друг дружку так, что шерсть клочьями летит с них, а ночью почему-то мирятся и приходят красть виноград. Собаки-сластены — видывали ли вы когда-нибудь таких?! Подкрадываются тихо — не взвизгнут, не залают, не рычат даже у самого плодоносного куста, вот стервы! В это время они похожи на барсуков, которые орудуют на винограднике всегда втихую.

Во время уборки нам не хватает ящиков и корзин. Отец нервничает: ему надо разрываться на части — то с нами работать, то бежать в свою бригаду.

Там тоже нужен глаз да глаз, чтобы кто-нибудь не завернул грузовичок на собственный двор. И на винпункте надобно следить за весами — и там могут погреть руки от совхозного винограда. Есть такие ловкачи! Того и гляди надуют на пару сотен килограммов с каждой машины. Друг-то друг ты ему, но денежки врозь! Поближе к поздней осени сахаристость винограда резко поднялась, достигла двадцати двух — двадцати трех процентов. А на винпункте старались принять его за семнадцатипроцентный, чтобы заплатить совхозу соответственно меньше. Объединение объединением, а своя рубашка все-таки ближе к телу. Так что за всем надо присматривать, глаз не сводить с совхозного добра.

Иной раз отец возвращался с винпункта за полночь. За последними корзинами с виноградом сам уже не приходил, а просил Илие Унгуряну, чтобы тот помог мне. Что ж, помощничек что надо! Но вот только Илие что-то припадает на одну ногу.

— Ты чего хромаешь? — спросил я era — Упал в яму и повредил ногу.

— Проверял молодое вино на крепость?

— Да нет! Ни свет ни заря пошел в районную "Молдсельхозтехнику", чтобы занять очередь. Ведь если не встанешь вместе с петухами, то простоишь целые сутки из-за какой-нибудь несчастной гайки для трактора или комбайна. В темноте не увидел, что одна крышка у канализационного люка немного сместилась. Крышка черная, и дырка черная — ну и провалился прямо в колодец. Хорошо еще, что не сломал ногу, а только сильно ушиб. Все мои сто двадцать килограммов рухнули в ту яму, черт бы ее побрал совсем!

Несмотря на приобретенную хромоту, Илие поднимал на свои плечи тяжеленную корзину так же легко, как барана на стадионе во время спортивных состязаний. Я стоял в кузове тракторного прицепа и размещал там наполненные виноградом плетенки.

Перво-наперво дедушка сообщил Илие новость:

— У меня уже есть правнук! Понимаешь, беш-майор?.. Вот такусенький живой комочек с глазками!.. Не больше вот этого кувшина! Скоро сам будет сидеть в кроватке и дуть из соски молочко!..

— А какое же имя вы дали правнуку, мош Тоадер?

— Нет у него имени. Еще не окрестили его, коровья башка!..

— А на кого он похож?

— А я знаю — на кого?.. Бабы близко не подпускают меня к нему. Боятся, как бы я не сглазил, коровьи они образины! Издали только и видал. Носишкой вроде бы вышел в меня!

У электролампочки, что висит у чердака, роятся бабочки и мухи. Из разверстой пасти чана слышится шипение и ворчание молодого вина. Оно пробивается сквозь слой выжимок и разговаривает на своем языке.

Приехал Никэ. С ним работа пошла веселее. Брат крутит ручку дробилки и брезгливо сплевывает: его одолевают маленькие винные мушки. Они залезают в уши, в ноздри, в рот. Народ прозвал их "пьяными мушками". Их появление непостижимо. Стоит лишь собрать виноград и начать дробить его, миллионы и миллионы этих почти что микроскопических тварей возникают словно бы из ничего. Меньше макового зернышка, они тучей вьются над выжимками и норовят обязательно попасть тебе в глаза, в рот и в ноздри. Никэ отплевывается и матерится. Унгуряну стоит в сторонке. Подобно всем шоферам и трактористам, он не упустит ни минуты для того, чтобы, привезя груз, немного передохнуть: я, мол, свое дело сделал, а остальное — ваше дело. Силушка, однако, в нем бурлит, взывает к действию. Повелеваемый ею, он берет дедушку за ремень ватника и легко поднимает над головой. Делает вид, что собирается сбросить старика в ящик дробилки.

— Эй ты, сумасшедший!.. Я тебе не баран, чтобы громоздить меня на плечи!.. Нашел с кем мериться силой, с древним дедом… Был бы я помоложе, я бы вмиг тебя успокоил, ты б у меня не бесился, как мирской бык по весне!.. А теперь не могу. Годы не те. Да еще и ключица у меня сломана. Вон идет почтальон Василе. Борись с ним.

Ночи стали прохладными. Зимний воздух пахнет бодрящей свежестью снега, а в деревне — еще и дымком от печных труб.

Весна, само собой, пахнет цветущими деревьями, пробивающейся на свет молодой травкой, дымом or множества костров, на которых сжигаются прошлогодние будылья, тыквенные и огуречные плети, прочий хлам и мусор.

Лето пахнет пылью, соломой, жнивьем, хлебом…

Но вот наступают осенние ночи с немыслимой смесью запахов, над которыми доминирует кисловато-терпкий запах от хмельной игры молодого вина. Пройдет еще немного времени, и на передовые позиции выплывут запахи убираемых яблок и айвы. Не успеет еще до конца развеяться отдающий дымком запашок высушиваемой сливы, как начинают главенствовать настырные запахи капусты, перца, синих баклажанов, помидоров — на зиму готовятся соленья. За полночь появляется иней. По всем дворам всю ночь напролет горят электрические лампочки. Люди трудятся, убирают все со своих личных участков: орехи, лук, кукурузу, закатывают бочки с вином в погреба и подвалы. Хорошо, что ночи длинные, остается немного времени и для сна, и для сновидений. Летом народ не видит снов: до смерти уставшему человеку не до них. Да и ночи так коротки, что не успеваешь как следует заснуть, а надо уже вставать и приниматься за дело.