Глава первая
Михаил Борисович Лукьянчик, раздетый до пояса, сидел на жесткой клеенчатой кушетке и настороженно смотрел в туго обтянутую белым халатом спину главного врача больницы Мегазова, который, склонясь над белым столиком, почти механически записывал результаты осмотра, думая об итоговом диагнозе. К чему он приговорит сейчас этого всему городу известного человека — Михаила Борисовича Лукьянчика, председателя Первомайского райисполкома? Метазов из окна своего кабинета видел, как он сам приехал в больницу, ловко зарулил своего «Москвича» на стоянку и энергично пошел к больничному корпусу. А здесь рассказал, что пригнало его в больницу возникшее еще утром и до сих пор не проходившее жжение в груди, отзывавшееся немой болью в левой руке. Кроме того, он жаловался на одышку и общую слабость. В общем, картина относительно ясна — если не инфаркт, то предынфарктное состояние. Однако только что сделанная электрокардиограмма сердца была спокойной. Но, помнится, вот с такой же кардиограммой год назад из этого же кабинета ушел начальник городской милиции, а ночью его уже не удалось спасти — тяжелейший многосторонний инфаркт. Метазов дольше помнил тех своих больных, которых уже нет в живых. Недавно на утренней оперативке больничных врачей он разъяснял им, что каждый летальный исход в конечном счете отзывается на их врачебном авторитете.
— Так уж и каждый… — угрюмо заметил хирург.
Метазов не ответил, только тревожно посмотрел на него.
— Придется, Михаил Борисович, полежать в постели, — весело сказал Метазов.
— Дома?
— Нет, лучше это сделать у нас, — ответил Метазов, решив, что, если пациент будет настаивать на домашнем режиме, он согласится.
— Это очень печально… — покорно произнес Лукьянчик. — И долго?
— Три недели, не меньше. У вас неважно с сердцем, придется полечиться. К вам в палату сейчас придет лечащий врач, он объяснит, как вы должны себя вести.
Метазов вызвал сестру, распорядился подать каталку и отвезти больного на третий этаж.
— Да зачем, к сам дойду… — запротестовал Лукьянчик.
— Здесь распоряжаюсь я, — назидательно, но с улыбкой сказал Метазов и, шурша свеженакрахмаленным халатом, вышел из кабинета. В комнате померк свет — часть его унес доктор Метазов на своем белоснежном халате.
Лукьянчик встал, подошел к зеркалу и увидел в нем свое крепкое, налитое тело, мягко обозначившиеся выпуклости груди, загорелые по локоть, сильные руки и, как никогда раньше, почувствовал себя крепким и здоровым.
Прибыла каталка — высокая койка на колесиках.
Лукьянчик облачился в тесную больничную одежду и с помощью няньки взгромоздился на каталку. Его повезли сперва по длинному, плохо освещенному коридору, потом на грузовом лифте подняли на третий этаж, привезли в большую светлую комнату и положили на постель. Рядом была еще одна — пустая. «Слава богу», — обрадовался Лукьянчик. Сейчас ему не хотелось никого видеть, надо было без помех сосредоточиться, подумать…
Михаил Борисович Лукьянчик родился в Москве в семье дворника и школьной уборщицы. Отец пропал без вести еще на финской войне, мать погибла во время эвакуации из Москвы, в октябре сорок первого года. Помнит он эту ночь в пути — поезд остановился, все бросились из вагонов. Земля вздрагивала от взрывов. Вагон, из которого только что выпрыгнул Михаил с матерью, загорелся. Мать тащила его за руку подальше от поезда. И вдруг прямо перед ними взметнулся столб огня… Когда Михаил очнулся, вокруг были незнакомые люди, матери не было. А поезд шел дальше… Ему было тогда одиннадцать лет.
Он окончил семилетку в детдоме на Урале и пошел работать на мотоциклетный завод, который был шефом детдома. Учился он с опозданием на год, и, когда стал к станку, ему было уже шестнадцать лет. Увлекся мотоциклетным спортом и весьма в этом преуспел, получил разряд, ездил на соревнования. Спустя несколько лет он как спортсмен-разрядник легко поступил в автодорожный институт, выбрав себе факультет, где изучались дорожно-строительные машины, с расчетом не привязывать себя наглухо к дороге: ему хотелось жить в городе. Уже на втором курсе он спорт бросил, решив утвердиться в институте как комсомольский активист; этот способ виделся ему более надежным и безопасным. Тут он тоже преуспел и еще на третьем курсе был избран в институтский комитет комсомола. Теперь он был уже твердо убежден, что свою судьбу можно и лучше строить по собственным чертежам. В год окончания института он осуществляет следующий важный пункт своего плана жизни — женится на дочери проректора института по административно-хозяйственной работе. Это виделось ему грандиозной удачей: красивая девушка Таня, дом — полная чаша, родители, готовые за счастье дочери отдать все.
Свадьбу сыграли на другой день после того, как Лукьянчик получил диплом. Не меньше ста человек до полуночи пировали в лучшем ресторане города. Лукьянчик получил от тестя славный подарок — сберкнижку с записью десяти тысяч рублей.
Прямо из ресторана Лукьянчик отвез молодую жену в комнатку, снятую им недавно. «Мы начинаем самостоятельную жизнь», — объявил он твердо ее родителям накануне.
