Федькины угодья

Когда дни стали короткими, как шажок лемминга, а сумерки длинны, как путь пролетающих мимо гусиных косяков, по радио сообщили: «К вам вылетает медик». Яша Михайлов, радист Зеленого мыса, спросил у городских товарищей:

— Что за человек?

Ему вежливо ответили: «Не болтайте в эфире. Приедет — узнаете».

В условленный день мы выложили на песчаной косе — другой площадки не нашлось — посадочное «Т» и стояли, напряженно всматриваясь в горизонт. Первым увидел самолет я: с юга приближалась к нам черная точка. Потом послышался гул мотора.

— Он!..

Самолет приземлился.

Девчушка в поношенной черной шубке вылезла из кабины «ПО-2», задержалась на минуту около плоскости. Глядя на нас, она смущенно теребила кисти шерстяного полушалка.

— Принимайте нового жильца! — сказал пилот, смуглый, круглолицый парень.

— Это вы Снегова? — Сергей Михайлович, заведующий промысловой станцией, взялся рукой за бороду, что означало крайнее изумление.

— Будем знакомы. Кожин!

— Нина. Из Каменки.

— Замерзли?

— Чуть-чуть.

— Зима начинается…

Мы поднялись на скалу.

— Здесь и живем, — сказал Кожин. — Как на даче.

Девушка молчала, осматриваясь: слева неприступные скалы, сзади море, а впереди холмистая равнина, поросшая ивняком и зарослями карликовой березы, да на горизонте белые ягельные сопки. Приземистый деревянный дом. Две радиомачты. Опрокинутые нарты у крыльца и свора злых ездовых собак. Единственное жилье на десятки километров.

— Вот я и добралась, — произнесла, наконец, вполголоса Нина. — Полмесяца летной погоды ждала. Надоело. — А сама пристально смотрела на маленький зеленый самолет, что давал прощальный круг над станцией.

Вечером, когда мы остались одни, Яша, тряхнув черной, густой, как у цыгана, гривой, мрачно произнес:

— Теперь слез не оберешься.

— О ком речь? — спросил заведующий.

— О докторе. Как бы его лечить не пришлось.

— М-да! Ситуация! — неопределенно ответил Кожин. — Сама к нам напросилась. Характер нужно иметь.

— Тоже характер… Не место девчонкам в таких поселках, как наш.

Кожин нахмурился, потер ладонью синеватую лысину.

Назавтра Снегова с утра пришла к заведующему, поздоровалась и сказала:

— Проверим санитарное состояние станции. Вы, Сергей Михайлович, наверно, знаете, что предупредить болезнь легче, чем излечить больного.

С этого дня такое пошло, что хоть разбегайся. Михайлову для начала знакомства бросила:

— У вас даже стены табаком пропахли. Учтите, от дыма не только легкие, но и глаза заболеть могут.

Яша буркнул что-то, косо посмотрел на ее белый халат и включил передатчик.

Я крутил ручки генератора «солдат-мотор». Не знакомы с такой машинкой? Восьмигранная коробка с двумя ручками, сиденьем на трех ножках. Приводится в движение силой мускулов.

— Хватит. Слышат. — Михайлов взялся за карандаш и стал писать что-то на телеграфном бланке. — О, черт, сломался!

Сменил карандаш. Закончил прием. Дал «куэсельку» — подтверждение о приеме и, не оборачиваясь, произнес:

— Вам, доктор. Просят отчет.

— Спасибо. А вы не обижайтесь. С меня тоже спрашивают. Ответьте: отчет составлю вечером. Тесно у вас, ребята…

— В тесноте, да не в обиде, — и я открыл форточку.

Комнатушка, где жил Михайлов, разделялась на две части перегородкой. У самых дверей, занимая весь угол, стояли печка-голландка и деревянная скамейка. За перегородкой справа — деревянная койка, слева рабочий стол, стул, настолько присиженный, что непонятно было, зачем его везли сюда за сотни километров. Почти вплотную к ним «бэстушка» — радиостанция. Два окна. Обитые оленьими шкурами двери. Я со своим мотором размещаюсь в прихожей — около дверей, у порога. Зато у входа красуется вывеска «Агентство связи». Солидная организация, ничего не скажешь. Два штатных работника: начальник — радист, крутильщик — почтальон. Не хватает только клиентов.

Вскоре Снегова заглянула ко мне. Большой черный пес с белым пятном на груди, вожак упряжки, с рычанием бросился ей навстречу. Пришивать бы доктору полы халата, но, к счастью, я успел схватить и придержать собаку.

— Вот как вы принимаете гостей!

— Еще не знает вас, — оправдывался я. — Присаживайтесь, доктор.

Нина присела на стул, оглядела комнату, где царил беспорядок, носком валенка тронула кость, оставленную собакой посреди пола, и сказала.

— Ух и собака. Страх!.. Я думала — на куски разорвет.

— Верный!

Пес высунул из-под стола морду, навострил уши.

— Лапу!

— А мне?

Верный нехотя подал лапу и незнакомке.

— Сору-то сколько! Придется показать вам с хозяином, как нужно заниматься уборкой. — Нина поискала глазами веник, сбросила халат, побрызгала пол водой, протерла окна, сложила в стопку разбросанные по столу книги.

— Чтоб всегда так было.

Я молчал, а мой верный пес, за что и кличку такую получил, пошел на измену, потерся мордой о ногу доктора.

— С тобой легче подружиться, чем с хозяином, — засмеялась девушка.

А наутро Кожин объявил:

— Аврал! Комнаты сегодня же оклеить. Безобразие… Хватит обоям на складе валяться. Сколько раз напоминать вам.

И хотя Сергей Михайлович ни разу не говорил нам об этом, мы не отнекивались. Яша только усмехнулся:

— Влияние со стороны?

Но слово старшего — закон. Нам пришлось взяться за постылую хозяйственную работу. Оклейкой комнат дело, конечно, не кончилось. Доктор потребовал повесить занавески, посоветовал в банки из-под консервов поставить вместо цветов ветки карликовых берез. Я однажды не выдержал: