Под тремя коронами - [64]
Посещение Могилева запомнилось Елене прежде всего тем, что Александр, явно пребывая в хорошем расположении духа, поручил ей управление городом, как когда-то Ягайло поручил его своей знаменитой Ядвиге. Позже великий князь присовокупил к этому владению Елены Княжичи, Тетерин и Обольцы. Подъезжая к городу, великокняжеская свита увидела, что величавый Днепр прорезывал расположенный на возвышенности город. С одной стороны его опоясывал Днепр, а с другой — Дубровенка, тут же впадавшая в Днепр. Между рекой и самим городом была пространная равнина, ежегодно заливаемая паводковой водой. Высокая гора Костра отделяла город от равнины и Днепра. Вокруг всего города был насыпан земляной вал. О происхождении самого названия города существовало несколько, правда, не обоснованных догадок. Одни объясняли его смертью здесь Льва Владимировича, другие — Льва Могучего Полоцкого, от чего и сложилось название «Могила льва». Третьи уверяли, что здесь было рыбацкое поселение Могиляки. Четвертые связывали его с могилой богатыря-разбойника Машеки, заступавшегося за бедных и сирых.
До Мозыря поезд великого князя не доехал. В то лето несколько недель здесь стояла жара. Солнце выжгло все до последней травинки, выпило речки почти до песка и мелких камешков на дне, выбелило кости погибших от жары животных. Болота в окрестностях настолько высохли, что расторопные крестьяне даже посеяли на них просо. Но незамедлило и возгорание торфа — явление поражающее, представляющее страшную картину. К тому времени, когда поезд князя находился в десяти верстах от города, пламя уже охватило громадные пространства. Ночью все небо пылало величественными столбами зарева. Дикие звери в ужасе бежали прочь, искали спасения в воде. Многие забегали в селения. Никто не тушил эти пожары, да и не было никакой возможности их погасить. Все уповали только на проливной и продолжительный дождь. Узнав все это, Александр распорядился возвращаться назад.
XII
Прошло не так много времени после приезда Елены в Вильно, и Александр ослабил притеснения православной церкви, поддерживал приходы, принадлежащие его патронату, хотя и не отменил запрет на строительство новых храмов. Сложными оказались проблемы обеспечения свободы вероисповедания Елены и постройки для нее православной церкви. И если по вероисповеданию жены Александр был связан присягой, то по строительству церкви дело ограничивалось речами, просьбами и обещаниями. Московский государь увидел в этом презрительное отношение к его личным пожеланиям и просьбам. Он был оскорблен поведением зятя, который к тому же отказывался признать за ним титул «Государя всея Руси».
Переговоры о постройке церкви велись в течение четырех лет. И все безрезультатно. А между тем, для московского государя, как и для литовского, этот вопрос имел большой политический смысл. Не даром обе стороны так упорно стояли на своем. В случае постройки этого храма паны-рада открыто признала бы православие великой княгини, что сделало бы православную церковь равноправной с римской. И для русских людей Литвы это было бы ощутимой победой.
Немало хлопот Елене причинял состав придворных. Отец Елены постоянно упрекал Александра, что тот окружил ее преимущественно католиками. Последний двусмысленно отвечал, что не придает большого значения вере, а выбирает людей надежных и смышленых. Зять продолжал делать свое, тесть сердился. Елена, по обыкновению, била челом отцу и отвечала уклончиво. В 1497 г. Иван Васильевич предложил ей прислать боярыню из Москвы взамен той пани, которая ей досаждает. Елена опять ответила двусмысленно, и только упреки отца вынудили ее высказаться решительно: если отец желает прислать ей старую боярыню, то должен был сделать это раньше, когда имел право по уговору, а теперь уже поздно. В письме она писала на этот счет: «Великий князь, муж мой, говорит: пришлет батька боярыню и попа, не уговорившись со мной — назад отошлю».
Положение Елены при дворе было трудным. Она оказалась между двух огней, стараясь согласовать требования отца и мужа. Хорошо понимая, что будучи великой княгиней литовский, она должна иметь при себе представителей обеих религий и ухитряться ладить со всеми. И она не чуждалась католиков, была терпима и проста в обхождении. Но по поводу своей личной веры она высказывала такую твердость, что перед ней спасовал даже римский престол. Опорой в этом ей служила и позиция отца, проявлявшего постоянное беспокойство о вере дочери. В каждом послании содержались его горячие заклинания не забывать отцовского наказа. В ноябре 1497 г. Иоанн поручил своему послу Микуле Ангелову узнать, соблюдает ли она православные ритуалы и, в частности, стоит ли, как положено людям греческой веры, во время богослужения… Чтобы успокоить отца, дочь отвечает, чтобы отец и на сердце не держал, что она может наказ его забыть, только если ее «в животе не будет, только тогда наказ его забудет».
Ее тяготила тайная переписка с отцом, которую она все равно показывает мужу. Она хотела больше доверия к себе со стороны отца. С посольством Ангелова ей были переданы поклоны от всех лиц великокняжеской семьи и значительные подарки. В том числе и тринадцать книг религиозно-духовного содержания: о житии святого Петра, святого Алексея, Варлаама Хутынского, о службах святым и др.
В 1815 году Венский конгресс на ближайшее столетие решил судьбу земель бывшей Речи Посполитой. Значительная их часть вошла в состав России – сначала как Царство Польское, наделенное конституцией и самоуправлением, затем – как Привислинский край, лишенный всякой автономии. Дважды эти земли сотрясали большие восстания, а потом и революция 1905 года. Из полигона для испытания либеральных реформ они превратились в источник постоянной обеспокоенности Петербурга, объект подчинения и русификации. Автор показывает, как российская бюрократия и жители Царства Польского одновременно конфликтовали и находили зоны мирного взаимодействия, что особенно ярко проявилось в модернизации городской среды; как столкновение с «польским вопросом» изменило отношение имперского ядра к остальным периферийным районам и как образ «мятежных поляков» сказался на формировании национальной идентичности русских; как польские губернии даже после попытки их русификации так и остались для Петербурга «чужим краем», не подлежащим полному культурному преобразованию.
История жизни необыкновенной и неустрашимой девушки, которая совершила высокий подвиг самоотвержения, и пешком пришла из Сибири в Петербург просить у Государя помилования своему отцу.
В Истерли Холле подрастает новое поколение. Брайди Брамптон во многом похожа на свою мать. Она решительная, справедливая и преданная. Детство заканчивается, когда над Европой сгущаются грозовые тучи – возникает угроза новой войны. Девушка разрывается между долгом перед семьей и жгучим желанием оказаться на линии фронта, чтобы притормозить ход истории. Но судьба преподносит злой сюрприз: один из самых близких людей Брайди становится по другую сторону баррикад.
История борьбы, мечты, любви и семьи одной женщины на фоне жесткой классовой вражды и трагедии двух Мировых войн… Казалось, что размеренная жизнь обитателей Истерли Холла будет идти своим чередом на протяжении долгих лет. Внутренние механизмы дома работали как часы, пока не вмешалась война. Кухарка Эви Форбс проводит дни в ожидании писем с Западного фронта, где сражаются ее жених и ее брат. Усадьбу превратили в военный госпиталь, и несмотря на скудость средств и перебои с поставкой продуктов, девушка исполнена решимости предоставить уход и пропитание всем нуждающимся.
Чингиз Гусейнов — известный азербайджанский прозаик, пишет на азербайджанском и русском языках. Его перу принадлежит десять книг художественной прозы («Ветер над городом», «Тяжелый подъем», «Угловой дом», «Восточные сюжеты» и др.), посвященных нашим дням. Широкую популярность приобрел роман Гусейнова «Магомед, Мамед, Мамиш», изданный на многих языках у нас в стране и за рубежом. Гусейнов известен и как критик, литературовед, исследующий советскую многонациональную литературу. «Неизбежность» — первое историческое произведение Ч.Гусейнова, повествующее о деятельности выдающегося азербайджанского мыслителя, революционного демократа, писателя Мирзы Фатали Ахундова. Книга написана в форме широко развернутого внутреннего монолога героя.
История не терпит сослагательного наклонения, но удивительные и чуть ли не мистические совпадения в ней все же случаются. 17 августа 1914 года русская армия генерала Ренненкампфа перешла границу Восточной Пруссии, и в этом же месте, ровно через тридцать лет, 17 августа 1944 года Красная армия впервые вышла к границам Германии. Русские офицеры в 1914 году взошли на свою Голгофу, но тогда не случилось Воскресения — спасения Родины. И теперь они вновь возвращаются на Голгофу в прямом и метафизическом смысле.