Под тремя коронами - [62]

Шрифт
Интервал

Александр и Елена почти выбежали из шатра и, по обыкновению, взявшись за руки, побежали через луг к отлогому песчаному берегу. На них обратил внимание лось, с настороженным любопытством наблюдавший из осинника за всем происходившим, как двое босиком бежали прямо по воде вдоль берега, поднимая шум и брызги. И он тоже побежал по мелкой воде навстречу солнцу. Длинные ноги огромного зверя вышибали из воды серебряные брызги. Привлеченное шумом, в излучине появилось любопытное стадо оленей. Отдельно самки, отдельно — рогатые женихи. Страх побуждал их бежать, но любопытство удерживало на месте. Но вот самки не выдержали и кинулись в чащу. Самцы, не меняя позы, застыли. Один держит поднятой переднюю ногу, другой круто назад заломил голову. Александр и Елена сделали в их сторону несколько шагов — и их также как ветром сдуло.

Елена и Александр все дальше уходили от обоза и охраны… Остановились возле засеянного рожью поля, за которым виднелась небольшая деревенька. Александр зашел в рожь и собрал букет васильков. Поднес жене:

— Литовцы называют василек цветком морской царевны Лады. А поле, где их нет, считается нечистым, и собранный с него урожай спешат продать. Из васильков девушки плетут венки и на них, спущенных в речную воду, гадают о своей судьбе…

— Я свою судьбу уже нашла… И она счастливая, — сказала Елена, притягивая к себе мужа…

Вскоре к ним нерешительно приблизились охранники, ведя в поводу лошадей князя и княгини. Старший из них, Збышек, сказал:

— Пора, государь… Обоз мы уже переправили.

Утром следующего дня дорога проходила через деревню с веселым названием Щеки. В центре деревни избы были старыми, почерневшими. На окраине — более новые: отделившиеся от отцов сыновья обзаводились своими хозяйствами.

На ближнем к деревне поле начинались засевки. Великокняжеский поезд оказался для жителей полной неожиданностью, так как сев должен начинаться утром, чтобы никто не мог ни опередить, ни увидеть и чтобы не было неблагоприятных встреч. А тут целый обоз знатных людей, окруженных воинами на великолепных лошадях, с богатым оружием…

Елена проявила интерес к происходившему, захотела поговорить с крестьянами. Тем более, что навстречу спешил священник в черной рясе, с блестящим крестом на груди. Александр и Елена сошли с лошадей. Узнав, что перед ним великий князь и его княгиня, священник растерялся. Но вскоре взял себя в руки, благословил их и склонился в низком, продолжительном поклоне. Стоявшие поодаль жители по примеру батюшки также приветствовали гостей поклоном в землю.

Елена спросила:

— Святой отец, почему так рано люди уже в поле и почему они так празднично, нарядно одеты?

Священник охотно стал давать пояснения:

— У нас начало сева… Оно у нас приурочивается к полнолунию, обычно ко дню Преображения… Отец Иосиф обернулся и показал на бледную, едва заметную на освещенном солнцем небе луну. И продолжил:

— Сеять мы начинаем в легкие счастливые дни. Для нас это вторник, четверг и суббота. В день начала сева все должны соблюдать чистоту. Надевают лучшую белую праздничную рубаху, ту, в которой принимают причастие. Накануне моются в бане. Все для того чтобы в посевах не было сорняков, чтобы хлеба выросли чистыми. В день сева никому ничего нельзя давать — ни за деньги, ни в подарок, чтобы вместе с отданной вещью не лишиться удачи, необходимой при начатой работе. Особенно нельзя делиться огнем: считается, что иначе солнце сожжет посевы. По этой же причине сеятель не должен вечером зажигать огонь. В эти дни стараются поужинать засветло и, не зажигая огня, пораньше лечь спать. Это делают еще и потому, что, согласно белорусскому поверью, в обычные дни соседу, который просит огня, нельзя отказывать. Ибо это может повлечь за собой плохие последствия: потраву посевов, скотов. Как правило, севу предшествуют в семьях обильные праздничные трапезы. Это обеспечит богатый урожай. В разных местах засевки начинаются по-разному, — пояснял священник. — Где-то избирают человека, у которого легкая рука. Где-то по жребию: с каждого дома собирают по вареному яйцу, кладут их в шапку. Крестьяне вынимают их, и кому достанется наиболее полное, тот и начинает сев. В нашей общине это богоугодное дело начинает священник…

С этими словами отец Иосиф совершил молебен, а затем взял собранную у всех хозяев и освященную в церкви рожь и добавил в нее зерна из первого сжатого прошлой осенью снопа, хранившегося у старейшины деревни, а также из венка, сплетенного из колосьев после окончания жатвы. После этого отец Иосиф вставил в семена свечу-громницу, зажег ее и вместе с прихожанами начал молиться. Свеча была освящена в начале февраля в Сретенье, затем вторично в Страстной четверг и в третий раз на Пасху.

Три первых горсти зерна отец Иосиф бросил в землю сложенными крест-накрест руками. При этом он говорил:

— Уроди, боже, и на чужую долю…

Затем он, перекрестившись, поклонился на все четыре стороны и произнес:

— Дай, боже, урожай всем православным христианам…

Видя большой интерес Елены ко всему происходившему, отец Иосиф продолжал пояснять:

— Засевать нужно непременно все поле. Если останется незасеянным хотя бы маленький участок, это предвещает смерть кого-либо из семьи. Перед началом сева нельзя забивать в землю колья — посеянные семена могут не взойти в «забитой» земле. Особенно опасно это при посеве льна. Когда его сеют, в семена кладут вареные яйца и вместе с семенами высевают их в землю. Дети подбирают их и, прежде чем съесть, подбрасывают вверх приговаривая: «Расти, лен, выше леса стоячего…» Во многих местах существует обычай, чтобы лен сеяли обязательно обнаженные люди. Дабы вызывать сострадание природы, чтобы она способствовала росту льна для одежды. В Витебской земле, — пояснял дальше священник, — в тех местах, где будут расстилать лен, люди во время сева голыми катаются по земле…


Рекомендуем почитать
Польские земли под властью Петербурга

В 1815 году Венский конгресс на ближайшее столетие решил судьбу земель бывшей Речи Посполитой. Значительная их часть вошла в состав России – сначала как Царство Польское, наделенное конституцией и самоуправлением, затем – как Привислинский край, лишенный всякой автономии. Дважды эти земли сотрясали большие восстания, а потом и революция 1905 года. Из полигона для испытания либеральных реформ они превратились в источник постоянной обеспокоенности Петербурга, объект подчинения и русификации. Автор показывает, как российская бюрократия и жители Царства Польского одновременно конфликтовали и находили зоны мирного взаимодействия, что особенно ярко проявилось в модернизации городской среды; как столкновение с «польским вопросом» изменило отношение имперского ядра к остальным периферийным районам и как образ «мятежных поляков» сказался на формировании национальной идентичности русских; как польские губернии даже после попытки их русификации так и остались для Петербурга «чужим краем», не подлежащим полному культурному преобразованию.


Параша Лупалова

История жизни необыкновенной и неустрашимой девушки, которая совершила высокий подвиг самоотвержения, и пешком пришла из Сибири в Петербург просить у Государя помилования своему отцу.


Раскол дома

В Истерли Холле подрастает новое поколение. Брайди Брамптон во многом похожа на свою мать. Она решительная, справедливая и преданная. Детство заканчивается, когда над Европой сгущаются грозовые тучи – возникает угроза новой войны. Девушка разрывается между долгом перед семьей и жгучим желанием оказаться на линии фронта, чтобы притормозить ход истории. Но судьба преподносит злой сюрприз: один из самых близких людей Брайди становится по другую сторону баррикад.


Война. Истерли Холл

История борьбы, мечты, любви и семьи одной женщины на фоне жесткой классовой вражды и трагедии двух Мировых войн… Казалось, что размеренная жизнь обитателей Истерли Холла будет идти своим чередом на протяжении долгих лет. Внутренние механизмы дома работали как часы, пока не вмешалась война. Кухарка Эви Форбс проводит дни в ожидании писем с Западного фронта, где сражаются ее жених и ее брат. Усадьбу превратили в военный госпиталь, и несмотря на скудость средств и перебои с поставкой продуктов, девушка исполнена решимости предоставить уход и пропитание всем нуждающимся.


Неизбежность. Повесть о Мирзе Фатали Ахундове

Чингиз Гусейнов — известный азербайджанский прозаик, пишет на азербайджанском и русском языках. Его перу принадлежит десять книг художественной прозы («Ветер над городом», «Тяжелый подъем», «Угловой дом», «Восточные сюжеты» и др.), посвященных нашим дням. Широкую популярность приобрел роман Гусейнова «Магомед, Мамед, Мамиш», изданный на многих языках у нас в стране и за рубежом. Гусейнов известен и как критик, литературовед, исследующий советскую многонациональную литературу. «Неизбежность» — первое историческое произведение Ч.Гусейнова, повествующее о деятельности выдающегося азербайджанского мыслителя, революционного демократа, писателя Мирзы Фатали Ахундова. Книга написана в форме широко развернутого внутреннего монолога героя.


Возвращение на Голгофу

История не терпит сослагательного наклонения, но удивительные и чуть ли не мистические совпадения в ней все же случаются. 17 августа 1914 года русская армия генерала Ренненкампфа перешла границу Восточной Пруссии, и в этом же месте, ровно через тридцать лет, 17 августа 1944 года Красная армия впервые вышла к границам Германии. Русские офицеры в 1914 году взошли на свою Голгофу, но тогда не случилось Воскресения — спасения Родины. И теперь они вновь возвращаются на Голгофу в прямом и метафизическом смысле.