Под тремя коронами - [56]

Обитель состояла из одной комнаты с маленьким окном. Были сени и крылечко, печка, два обрубка дерева вместо стола и стула, кувшин для сухарей и, конечно же, иконы. Окрестные места имели свои Евангельские названия: гора Елеонская, Вифлеем, Фавор, Голгофа, ну а ручей старец называл Иорданом. В теплую пору Прохор трудился на огороде и пчельнике, зимой заготавливал дрова. Одежда в любую пору года одна и та же: камилавка, балахон из белого полотна на плечах, кожаные рукавицы и лапти. На груди крест и сумка, в которой всегда находилось Евангелие.

В такой одежде Прохор встретил и Елену. Низко, до земли поклонился. Пригласил в обитель.

— Господь открыл мне, — сказал Прохор, — что ты, княгиня, еще в отроческие и молодые годы усердно желала знать, в чем состоит смысл жизни нашей христианской, и у многих великих духовных особ, и даже у митрополитов ты о том неоднократно спрашивала.

— Да, это так. Но их ответы меня не удовлетворяли…

— Никто не мог ответить тебе на твои вопросы определенно потому, что для каждого человека свой смысл. Он провидением предопределен и не прост в понимании… Тебе говорили: ходи в церковь, молись Богу, выполняй заповеди Божьи, будь щедрой, как солнце, и твори добро, — вот тебе смысл жизни христианской. Но можно ли сравнивать цель твоей жизни — наследницы византийских императоров, с одной стороны, и святого Владимира, с другой, с целью жизни простого земледельца? Можно! Но не во всем. Особенно высокое предназначение тебе ниспослано Богом нашим Иисусом здесь в Литве, где истинное, православное терпит притеснения.

Прохор посмотрел, как Елена воспринимает его слова, и, увидев интерес, с которым его слушают, продолжил:

— Весь православный мир на тебя надеется и тебе уповает, княгиня… А любопытство твое — богоугодное дело, хотя на него можно и ответствовать: выше себя не ищи…

— Но как же все-таки со смыслом, целью христианской жизни?

— Я отвечу тебе, как сам разумею… Молитва, пост, бдение, милостыня и всякие другие дела христианские, сколько ни хороши они сами по себе, полностью не определяют эту цель. Хотя они и служат необходимыми средствами для ее достижения. Истинная же цель нашей христианской жизни состоит в стяжании Духа Святаго. А достигнув власти, не возноситься должны мы перед другими, а смиряться… И жить по совести, а она — когтистый зверь, скребущий сердце. У одних она, как лебедь, рвется в облака, у других же спит. Вообще же к людям следует относиться так, как хотелось бы, чтобы они относились к тебе…

Вечером, почувствовав хорошее настроение мужа, Елена обратилась к нему:

— Мой государь, Коложский монастырь, как и другие, пребывают в бедности. Нельзя ли подумать о том, чтобы отменить указ твоего отца о запрете возобновлять старые и строить новые православные храмы…

Но Александр, по своему обыкновению уходить от нежелательного разговора, ответил:

— Утро вечера мудренее, княгиня… Давай ложиться спать…

Однако назавтра Александр велел помощникам приготовить дарственную грамоту о передаче монастырю имения Чещевляны. В грамоте указывалось, что великий князь дарит его из уважения к предназначению монастыря.

Но одновременно Елена поняла, что добиться отмены запрета на строительство православных храмов будет едва ли возможно. Тем более, что Александр уже и до этого проявлял свою твердость и непреклонность в этом. Отпуская бояр, сопровождавших Елену, князя Семена Ряполовского и Михаила Русалку, он сказал:

— Великий князь Иван Васильевич требует, чтобы мы для нашей великой княгини поставили церковь греческого закона. И даже место определил мой тесть: на переходах, подле ее хором. Но в наших законах написано, что церквей греческого закона больше не прибавлять. Так князья наши и паны считают. Поэтому нам этих прав рушить не годится.

Несогласие, явно выраженное на лицах послов, не остановило Александра, и он продолжил:

— Княжне нашей церковь греческого закона есть в городе. И близко. Это храм Пречистой Девы Марии. Если ее милость захочет в церковь, то мы ей не мешаем… Брат и тесть наш хочет, чтобы мы дали грамоту на пергаменте относительно греческой веры его дочери. Но эта грамота теперь у него. С нашей печатью.

XI

Чем больше узнавала Елена своего мужа, тем больше понимала трудности своей роли жены великого князя Литвы. Елене открывалась неуверенность Александра, отсутствие у него ясно определенных устремлений и целей, в том числе и по отношению к Западной Руси, к православию. По своей природе Александр был своеобразным человеком. Работа никогда не стояла у него на первом месте. Со стороны могло показаться, что он вообще не способен был работать, отдавая явное предпочтение сладкой дреме, лежа на просторном диване, не удосуживаясь даже одеться. Но в поиске удовольствий и развлечений Александр проявлял неистощимую фантазию. Любое развлечение служило важным предлогом отложить дела до более благоприятного момента.

Но были у них часы долгих бесед и совместных размышлений, когда Елена старалась повлиять на мужа, как ей казалось, в нужном направлении, поражая его своей сообразительностью, точностью оценок, способностью чувствовать тонкости, умением выделять главное. Она видела, что Александр до чрезвычайности был привержен любви к роскоши, питал страсть к дорогим вещам, к богатству и комфорту. Он любил дорогие одежды, роскошный стол, был страстно увлечен лошадьми. Даже любил повторять среди собутыльников: «Чем больше я узнавал женщин, тем сильнее начинал любить лошадей… Они не изменяют и не обманывают… Хороший, верный конь не имеет цены».