Под тремя коронами - [55]
И Елена не поняла: с укоризной или одобрительно сказал об этом великий князь.
Она с интересом рассматривала панораму города. В глаза сразу же бросилось, что ни одна из церквей города не имела характерных для византийско-русского стиля особенностей. Удлиненные здания, как у храмов католического запада, были крыты двухскатными крышами. Над входом возвышались небольшие башенки с маленьким куполом. Колокольни стояли отдельно… Все говорило о влиянии западных католических образцов…
На подъезде к городу Александра и Елену встретил наместник Довгирд с многочисленной, разодетой в богатые одежды, свитой. Сам наместник был в плаще из малинового бархата и золотой парчи. Щедрым блеском на нем сияли драгоценности. Церемония встречи, внимание, оказанное ей, а также воодушевление, с каким приветствовал их народ, высыпавший на улицы, до слез растрогали Елену.
С утра следующего дня великий князь занимался государственными делами, в том числе и принимал просителей, челобитчиков, жалобщиков.
Княгиня же отправилась в монастырь. Игумен был среднего роста и красив лицом, с округлой и не слишком большой бородой, с темно-русыми, поседевшими волосами, был приветлив в обращении. Имел плавный и чистый выговор, приятный голос и, как говорил митрополит Макарий, пел и читал в храме, как голосистый соловей, так, что приводил слушателей в умиление. Вместе с монахами и служителями он встретил Елену у ворот низким продолжительным поклоном. Сильным приятным голосом он сказал:
— Мы рады видеть в своей обители нашу заступницу и благодетельницу, нашу великую княгиню…
Трижды перекрестившись, Елена подошла под благословение игумена. И тут же у входа вручила ему пять коп литовских грошей — триста больших серебряных монет. Затем сопровождавшая боярышня подала ей привезенную из Москвы икону.
— Все, что могу, святой отец, — вручая ее, сказала Елена.
Игумен бережно принял икону и не выпускал из рук все время пребывания княгини в монастыре.
— Не обессудь, государыня, — говорил игумен, провожая Елену в обитель. — Монастырь наш, как ты знаешь, действует только несколько лет. И мы не можем похвалиться его хорошим состоянием. Не помогает нам и то, что мы с братиею не утомляемся никакими трудами, не смущаемся никакими препятствиями для достижения раз предназначенной цели. А ризница наша совсем в бедственном состоянии. И не потому, что нет ревнителей и жертвователей. Указы короля Казимира запрещают возобновлять старые и строить новые православные храмы. Потому многие из них в нашем княжестве приходят в ветхость и являют собой картины нищеты и запустения. Правда, нас Бог пока миловал, — заключил свои жалобы игумен. Елена знала, как строго игумен придерживался правил иноческой жизни. Он не только запретил приносить в монастырь вареный мед, вино, пиво, квас медовый и брагу, но прикасаться инокам к этим напиткам где бы то ни было. Запретив вход в монастырь женщинам и всякое сношение братии с ними, игумен и сам себе не позволяет видеться с престарелой матерью…
Хотя и сдержанно, но игумен хотел поделиться с великой княгиней наиболее важным, что его заботило.
— Многие обряды в жизни православных, дочь моя, — сказал игумен, — имеют еще все знаменья язычества. И это не могут побороть ни наш епископ, ни мы, простые слуги Божьи. В Троицын день, здесь, недалеко от Гродно, собираются люди даже из отдаленных мест, и после вечернего крестного хода до следующего утра происходит страшный разврат. В эту буйную ночь отец не может защитить дочери, муж жены, жених невесты.
От митрополита Макария Елена слышала о жившем в монастыре богоугоднике и праведнике Прохоре. Владыко наставлял Елену:
— Ты, великая княгиня и государыня, должна посетить Борисоглебскую Коложскую обитель, которая известна у нас в Западной Руси как рассадница искусных духовников, водителей совести — старцев. Все обители наши пронизаны монашеским движением, распространившим старчество. Но эта обитель особая — в ней обитает, я считаю, посланник Божий Прохор, светлый, яркий, греющий луч света, залетевший во мрак житейский на нашу грешную землю. Над ним точно слышно биение белоснежных крыльев, готовых всякую минуту унести его ввысь для величайших молитвенных откровений, для святейших созерцаний духовных. К тому же ему дано по лицу приближающегося к нему человека угадывать и бурные страсти, и дурные намерения, если они присущи этому человеку, — рассказывал Макарий Елене.
Но за несколько дней до приезда Елены никогда не болевший Прохор вдруг занемог. Но весть о присутствии в городе великой княгини вдохнула в него новые силы. В его широко раскрытых голубых глазах светилась неподдельная радость, как будто бы ждал от встречи с княгиней чего-то важного. Обитель его, в которой он принимал братию, приходившую за советом и наставлениями, а также посещавших его мирян, была в пяти минутах ходьбы от монастыря в сосновом лесу на берегу небольшого ручейка, встречавшего всякого приходившего сюда таким нежным журчанием, мимо которого нельзя было пройти не остановившись. Елена вместе с игуменом постояла несколько минут, слушая его дивные, будто испускаемые серебряным колокольчиком, звуки.
В Истерли Холле подрастает новое поколение. Брайди Брамптон во многом похожа на свою мать. Она решительная, справедливая и преданная. Детство заканчивается, когда над Европой сгущаются грозовые тучи – возникает угроза новой войны. Девушка разрывается между долгом перед семьей и жгучим желанием оказаться на линии фронта, чтобы притормозить ход истории. Но судьба преподносит злой сюрприз: один из самых близких людей Брайди становится по другую сторону баррикад.
История борьбы, мечты, любви и семьи одной женщины на фоне жесткой классовой вражды и трагедии двух Мировых войн… Казалось, что размеренная жизнь обитателей Истерли Холла будет идти своим чередом на протяжении долгих лет. Внутренние механизмы дома работали как часы, пока не вмешалась война. Кухарка Эви Форбс проводит дни в ожидании писем с Западного фронта, где сражаются ее жених и ее брат. Усадьбу превратили в военный госпиталь, и несмотря на скудость средств и перебои с поставкой продуктов, девушка исполнена решимости предоставить уход и пропитание всем нуждающимся.
Чингиз Гусейнов — известный азербайджанский прозаик, пишет на азербайджанском и русском языках. Его перу принадлежит десять книг художественной прозы («Ветер над городом», «Тяжелый подъем», «Угловой дом», «Восточные сюжеты» и др.), посвященных нашим дням. Широкую популярность приобрел роман Гусейнова «Магомед, Мамед, Мамиш», изданный на многих языках у нас в стране и за рубежом. Гусейнов известен и как критик, литературовед, исследующий советскую многонациональную литературу. «Неизбежность» — первое историческое произведение Ч.Гусейнова, повествующее о деятельности выдающегося азербайджанского мыслителя, революционного демократа, писателя Мирзы Фатали Ахундова. Книга написана в форме широко развернутого внутреннего монолога героя.
История не терпит сослагательного наклонения, но удивительные и чуть ли не мистические совпадения в ней все же случаются. 17 августа 1914 года русская армия генерала Ренненкампфа перешла границу Восточной Пруссии, и в этом же месте, ровно через тридцать лет, 17 августа 1944 года Красная армия впервые вышла к границам Германии. Русские офицеры в 1914 году взошли на свою Голгофу, но тогда не случилось Воскресения — спасения Родины. И теперь они вновь возвращаются на Голгофу в прямом и метафизическом смысле.
В книге собраны написанные в последние годы повести, в которых прослеживаются судьбы героев в реалиях и исторических аспектах современной украинской жизни. Автор — врач-терапевт, доктор медицинских наук, более тридцати лет занимается литературой. В издательстве «Алетейя» опубликованы его романы «Братья», «Ампрант», «Ходили мы походами» и «Скверное дело».
Три года преступлений и бесчестья выпали на долю Италии на исходе IX века. По истечении этих лет рухнул в пропасть казавшийся незыблемым авторитет Римской церкви, устроившей суд над мертвецом и за три года сменившей сразу шесть своих верховных иерархов. К исходу этих лет в густой и заиленный сумрак неопределенности опустилась судьба всего Итальянского королевства. «Приговоренные ко тьме» — продолжение романа «Трупный синод» и вторая книга о периоде «порнократии» в истории католической церкви.