Под тремя коронами - [54]
— Во многих местах эти неприхотливые цветы считаются символом любви и верности… Если это так, представляешь, сколько на этих берегах побывало влюбленных, верных людей…
Возле одной из тихих заток, где, раздув хвосты-паруса, грациозно плавали две лебединые пары, Елена и Александр сели в высокую траву. Они молча любовались окружавшей красотой, чувствуя сладостное единение, слияние чувств. Редко раскиданные по пойме купины верболоза отзывались серебром своих листьев даже на легкие порывы ветра. Подступавшие прямо к берегам ивы полоскали ветви в чистой текущей воде.
— На таких ветвях, видимо, качались над водой русалки…
— Да, — улыбаясь, продолжила Елена. — И заманивали в свои сети мужчин. И тех, кто не мог устоять перед их чарами, присушивали к себе и не отпускали уже никогда. Вечно звали и манили, пробуждая мечты, удивляя и радуя…
Но Александр задумчиво продолжил:
— Не исключено, что здесь на таких же ветвях качалась и русалка Рось — прародительница Руси… Под присмотром Лады-матушки, конечно же… Вообще для меня очень интересно, что явилось основой веры людей в русалок. Не из чистой же фантазии появились эти красивые предания и легенды. А может и впрямь они, эти странные создания, когда-то существовали? Многие считают, что это молодые девушки, обманутые и с отчаяния бросающиеся в реку, превращаются в русалок для того, чтобы мстить мужчинам, покровительствуя при этом рекам и озерам. В лунные ночи они выплывали на поверхность, резвились, плясали, соблазняли молодых людей своей необыкновенной красотой, очаровывали их пением и, если успевали сманить их к себе, схватывали в объятия и щекотали до смерти, а потом бросали на дно реки или озера. В преданиях говорится, что красота их была обольстительной, очи блестели, как небесные звезды, а рассыпанные по плечам кудри шелестели и звенели очаровательной музыкой…
Ехали без торопливости и через четыре дня были у цели. Гродно оказался обычным русским городом. Как и многие другие, он возник на высоком и крутом берегу реки. Сначала было городище, то есть огороженное укрепление, превратившееся позже в укрепленный замок. С течением времени он сделался городком, градом, городом, обраставшим пригородами. Как и большинство других, он как бы прислонился к своей реке — Неману — в ее плавном изгибе. Горожане владели землями и не порывали с земледелием и сельским хозяйством. Но в последние годы город расширился и на другой берег Немана. Возросло число жителей: появилось много поляков, еще больше немцев, кое-где встречались татары. Но все больше и больше город заполняли евреи. Появился слой мещан-горожан. Преемники Гедимина и Ольгерда относились к православному русскому населению скорее безучастно, чем покровительственно. Не имея сил обратить русских в латинство, они не противодействовали ущемлению их интересов, принимали косвенные меры к этому, способствуя наплыву немцев и евреев. Такая политика, потеря земельных владений приводили русских горожан к тому, что они становились беднее. Немцы, пользуясь покровительством властей, теснили их в ремеслах, евреи оттирали от торговли. И те и другие, лишенные всякого народно-патриотического чувства, превращали город в свою опору.
Подъехав к городу, остановились у Немана. Город лежал на его правом берегу и по обоим берегам речки Городничанки, на спускавшейся к реке обрывистой местности, прорезанной оврагами. Елена сменила дорожное платье на женскую ферязию, обложенную мехом куницы, кобат с узкими рукавами, вышитыми выше запястья и посередине предплечья, принятыми в этих местах черно-красным орнаментом. Александр показал Елене:
— Вот там, на противоположном берегу, Коложская церковь… Кстати, — сказал он, — история этого Борисоглебского храма, который часто называется Коложским, связана с Псковом. Когда-то, еще при Витовте, 11 тысяч пленных псковичей — мужчин, женщин и детей, живших в пригороде Пскова Коложе, вывели в наше княжество и разрешили жить здесь, в Гродно, вблизи церкви Бориса и Глеба. В память о своей родине переселенцы и стали называть пригород Гродно Коложею, а храм Коложским. Уже в двенадцатом веке Гродно был столицей удельного княжества. Князем в это время здесь был Всеволод, правнук киевского князя Ярослава. Он был женат на дочери Владимира Мономаха Агафье. У них было два сына: Борис и Глеб. Скорее всего и этот храм, сказал Александр, был основан этими князьями. Город часто страдал от нападений крестоносцев, монголов, галицко-волынских князей… Почти триста лет назад крестоносцы сожгли замок и город. А через двадцать лет после них на город напал монгольский хан Кайдан. Князь Юрий Глебович храбро защищался, но пал в бою. Татары опустошили все окрестности. Едва ушли монголы — явились литовцы, и с этого времени город постоянно принадлежал Литве. Литовский князь Эрдзивилл на пепелище древнего замка построил новый. Более двухсот лет назад тевтонские рыцари, руководимые Конрадом Тирбергом, снова почти полностью разрушили город. Заживлению тяжелых ран, увеличению благосостояния города много содействовал Витовт. А там, чуть ниже и дальше от реки, вот уже почти десять лет действует монастырь. Тоже Коложский, попасть в который ты так стремишься…
В Истерли Холле подрастает новое поколение. Брайди Брамптон во многом похожа на свою мать. Она решительная, справедливая и преданная. Детство заканчивается, когда над Европой сгущаются грозовые тучи – возникает угроза новой войны. Девушка разрывается между долгом перед семьей и жгучим желанием оказаться на линии фронта, чтобы притормозить ход истории. Но судьба преподносит злой сюрприз: один из самых близких людей Брайди становится по другую сторону баррикад.
История борьбы, мечты, любви и семьи одной женщины на фоне жесткой классовой вражды и трагедии двух Мировых войн… Казалось, что размеренная жизнь обитателей Истерли Холла будет идти своим чередом на протяжении долгих лет. Внутренние механизмы дома работали как часы, пока не вмешалась война. Кухарка Эви Форбс проводит дни в ожидании писем с Западного фронта, где сражаются ее жених и ее брат. Усадьбу превратили в военный госпиталь, и несмотря на скудость средств и перебои с поставкой продуктов, девушка исполнена решимости предоставить уход и пропитание всем нуждающимся.
Чингиз Гусейнов — известный азербайджанский прозаик, пишет на азербайджанском и русском языках. Его перу принадлежит десять книг художественной прозы («Ветер над городом», «Тяжелый подъем», «Угловой дом», «Восточные сюжеты» и др.), посвященных нашим дням. Широкую популярность приобрел роман Гусейнова «Магомед, Мамед, Мамиш», изданный на многих языках у нас в стране и за рубежом. Гусейнов известен и как критик, литературовед, исследующий советскую многонациональную литературу. «Неизбежность» — первое историческое произведение Ч.Гусейнова, повествующее о деятельности выдающегося азербайджанского мыслителя, революционного демократа, писателя Мирзы Фатали Ахундова. Книга написана в форме широко развернутого внутреннего монолога героя.
История не терпит сослагательного наклонения, но удивительные и чуть ли не мистические совпадения в ней все же случаются. 17 августа 1914 года русская армия генерала Ренненкампфа перешла границу Восточной Пруссии, и в этом же месте, ровно через тридцать лет, 17 августа 1944 года Красная армия впервые вышла к границам Германии. Русские офицеры в 1914 году взошли на свою Голгофу, но тогда не случилось Воскресения — спасения Родины. И теперь они вновь возвращаются на Голгофу в прямом и метафизическом смысле.
В книге собраны написанные в последние годы повести, в которых прослеживаются судьбы героев в реалиях и исторических аспектах современной украинской жизни. Автор — врач-терапевт, доктор медицинских наук, более тридцати лет занимается литературой. В издательстве «Алетейя» опубликованы его романы «Братья», «Ампрант», «Ходили мы походами» и «Скверное дело».
Три года преступлений и бесчестья выпали на долю Италии на исходе IX века. По истечении этих лет рухнул в пропасть казавшийся незыблемым авторитет Римской церкви, устроившей суд над мертвецом и за три года сменившей сразу шесть своих верховных иерархов. К исходу этих лет в густой и заиленный сумрак неопределенности опустилась судьба всего Итальянского королевства. «Приговоренные ко тьме» — продолжение романа «Трупный синод» и вторая книга о периоде «порнократии» в истории католической церкви.